Джеффри Дивер - На солнце или в тени

Правда, это произошло не сразу.

Благодаря травке он привязался к Билли, хотя тот был последним человеком, с кем бы он хотел провести немногие оставшиеся дни своей жизни. Билли по-сумасшедшему верил в миллион всяких тайн и годами доводил его вопросами об Иисусе, Его учениках, о Ковчеге Завета и – пару неприятнейших недель – о духовной пользе тантрических сексуальных практик, которым Билли, за неимением партнера, с энтузиазмом предавался в одиночку.

Джефферсон снова и снова терпеливо объяснял, что ему за восемьдесят, он пресвитерианин, не говоря о том, что церковный священник, и поэтому многие из этих предметов вне сферы его компетенции. В особенности – пожалуйста, больше об этом не заговаривай – тантрический секс.

Его восхищал духовный голод Билли, его неуемный аппетит и растущая прожорливость на все «необъяснимое» в то время, как все явственнее проступали признаки старческого слабоумия. Еще подкупала способность Билли сочувствовать: тот каждую неделю тратил четыре часа на дорогу в Портленд, где покупал преподобному легальную травку, хотя ему было сказано, что в этом нет необходимости.

Разумеется, и самому Билли нравилась марихуана. Он научился скручивать мастырку, поглядев на ютьюбе учебное видео. Они испробовали разные методы курения: зажимали между пальцами завернутый в одну бумажку состав на манер посаженных за решетку белых расистов или эмансипированных девиц двадцатых годов, курили кальян, подражая мальчишкам из какой-нибудь студенческой организации, даже пытались испечь шоколадное печенье с коноплей, но поскольку их всю жизнь опекали матери и жены, в области приготовления еды оба были безнадежны. Они остановились на ямайском растафарианском стиле – тройной сигаретной бумаге с картонным мундштуком. Он показался им самым приемлемым с точки зрения религии способом поймать кайф.

Церемония подготовки была настолько же важна, как процесс вдыхания священного дыма.

Они знали друг друга больше семидесяти лет – друзьями все это время, конечно, не были, но в начальной и средней школе учились в одном классе. Джефферсон уехал из города в семинарию – дань его глубоко религиозным родителям – и, вернувшись, стал в третьем поколении Адамсов духовным пастырем горожан. Все этому радовались – община в то время состояла в основном из рыбаков и их семей, а это такие люди, которым нравится преемственность. Стабильность успокаивает, если приходится иметь дело с капризами моря.

Билли досталась автомастерская отца, и он женился на Барбаре Френч. У них родились две дочери, с которыми он потерял контакт после того, как Барбара его бросила и переехала жить в Прескотт в штате Аризона к торговцу ксероксами, с которым познакомилась на конференции в Ванкувере.

Таким образом, Джефферсон и Билли знали друг друга, но до тех пор, пока не умерла Джин, тесно не общались. Джефферсону никогда не приходило в голову, что жена, которая была на десять лет моложе его, уйдет первой, но всего через месяц после своего шестидесятилетия и через два после его семидесятилетнего юбилея она упала на кухне с обширным инфарктом. Позже врач, решив, что таким образом утешает вдовца, сказал, что она, вероятно, умерла, не успев стукнуться о пол, но боль Джефферсона от этого меньше совсем не стала. Умереть вот так было как-то нечестно и в какой-то степени по-мужски, тем более что жена всегда отличалась крепким здоровьем.

Их единственная дочь Молли даже не приехала на похороны. После окончания школы она упорхнула в Калифорнию и после того, как стала сайентологом, решила, что родители «подавляют ее личность» и, поскольку ставят под сомнение ценности ее веры, надо избегать с ними любых контактов.

Его прихожане были замечательными людьми – после неожиданной смерти жены сочувствовали, сопереживали, предлагали помощь, но, как водится в мире, стали забывать о случившемся раньше, чем он. Все, кроме Билли. Месяц за месяцем он приходил каждый вечер. Тот факт, что ему не с кем было поговорить, конечно, подогревал его альтруизм. Но постепенно Джефферсон стал замечать, что ждет его появления и, готовясь к неизбежному, в семь часов каждый вечер ставит на огонь чайник.

По мере того как время утекало, живущие на расстоянии нескольких миль старики узнавали друг о друге все больше, как могут узнавать люди, которые не стыдятся и не боятся показаться смешными, рассказывая о своих неудачах. В качестве мужей, в качестве отцов, в качестве любовников, в качестве мужчин. Взаимная откровенность о жизненных провалах неизбежно вела к возникновению симпатии между ними. Доверия, на которое способны только обреченные. Узнать что-нибудь о Билли не составляло труда – он рта не закрывал, рассказывая о себе, но частенько и сам задавал вопросы и поражал вниманием, с каким выслушивал ответы.

Ему удалось вытянуть из Джефферсона два его главных секрета. Об одном не подозревала даже покойная Джин.

Джефферсона усыновили, и он был атеистом.

Новость об усыновлении шокировала и заинтриговала Билли. Он считал Джефферсона чистокровным янки. Как же иначе – его же фамилия Адамс! Им овладело мучительное желание узнать, кто на самом деле биологические родители Джефферсона, что было совершенно невозможно, поскольку приемные отец и мать давно замели следы. Они стеснялись своего бесплодия и не хотели, чтобы об этом стало известно жителям городка. Джефферсон и сам узнал об этом только из предсмертной исповеди матери, которая объяснила, почему он единственный ребенок в семье и почему у него такие большие уши. Сначала он счел ее признание старческим бредом старой алкоголички под действием обезболивающего наркотика. Но затем спросил у отца, который в то время был еще жив, хотя и угасал в доме престарелых для священников, где обеспечивается круглосуточный уход.

Отец подтвердил рассказ матери и добавил шокирующую деталь: они купили Джефферсона у грязного арендатора-издольщика во время евангелической поездки на Миссисипи после Рождества то ли 1934-го, то ли 1935 года.

Джефферсон рассказал об этом жене и какое-то время они пытались раскопать больше фактов о его рождении, но отец и мать умерли той же зимой, и не осталось никого, с кем можно было бы поговорить и задать вопросы.

– Теперь никак не узнать, кто я такой, – сказал Джефферсон Билли. – Да и какая разница? Все мы умрем.

Но Билли считал важным знать о себе правду, а теперь, когда появился Интернет, полагал, что с его помощью можно добыть любые сведения.

Однако ничего подобного, разумеется, выяснить было нельзя – нет таких сайтов, где содержалась бы информация об имевших место незаконных усыновлениях, да еще столь давних. Но поиски в Интернете, как ни парадоксально, убедили Билли, что Джефферсон не кто иной, как брат-близнец покойного Элвиса Пресли.