Джеффри Дивер - На солнце или в тени

Мы получили также дополнительный приказ: если возникнет реальная вероятность похищения товарища Дитера контрреволюционерами или шпионами, нам надлежало действовать так, чтобы он не сумел выдать врагу секретную информацию о нашей ядерной программе.

Начальники не пояснили, каким способом, но это было ясно без слов.

Буду откровенен, товарищ генерал, впоследствии я пожалел бы, но в момент угрозы у меня не дрогнула бы рука убить Дитера, чтобы он не попал в руки недругов нашей Родины.

План был таков: накануне открытия съезда, 9 ноября, мы вылетаем на военном самолете в Варшаву и оттуда следуем на поезде в Берлин. Нам приготовили жилье в районе Панков неподалеку от дворца Шёнхаузен. Красивейшее место – лучше всех, что мне приходилось видеть. Открытие съезда было назначено не следующий день, и вечером мы втроем пошли на балет (вполне сносная постановка «Лебединого озера», хотя и не на уровне Большого театра). После представления мы поужинали во французком ресторане (еще шутили: использовать атомную бомбу на Западе не придется – они сами обожрутся до смерти!). В отеле выкурили по сигарете, выпили коньяку и разошлись по своим комнатам. Мы с Алесовым не спали – по очереди охраняли дверь товарища Дитера. Сотрудники Штази обыскали отель на предмет возможных угроз и заверили нас, что все гости тщательно проверяются.

Ночью опасных ситуаций и в самом деле не возникло. Но хотя враждебные типы не появлялись, я почти не сомкнул глаз. Однако не потому, что все время стерег Дитера. Мне не давали покоя мысли: я нахожусь в стране, чей народ совсем недавно жестоко расправился со множеством моих братьев по оружию. Я сам был ранен. Но теперь нас воодушевляют почти одинаковые идеалы. Таковы универсальные уроки революции и несокрушимость единства пролетариата. Нет сомнений, что наша Родина завоюет мир и будет процветать тысячи лет.

На следующий день мы присутствовали на партийном съезде, который, несомненно, оказался судьбоносным событием. Какая честь лично смотреть на Председателя нашего Совета министров Хрущева в то время, как в зале исполнялся «Интернационал», рукоплескали собравшиеся и реяли кумачовые флаги. Казалось, там присутствовала половина жителей Восточного Берлина. Речь следовала за речью – шесть часов без единого перерыва. Затем в приподнятом настроении в сопровождении мрачного, с лицом, напоминающим крысиную мордочку, агента Штази, поужинали в пивной и вернулись на вокзал ждать ночного поезда до Варшавы. Там сотрудник Штази с нами попрощался.

Вокзал и стал ареной происшествия, о котором я пишу.

Мы сидели в зале ожидания, где, кроме нас, было много народу. Читали, курили, и вдруг товарищ Дитер положил газету и сказал, что, пока не пришел поезд, он хочет отлучиться в туалет. Агент КГБ и я, разумеется, пошли вместе с ним.

По дороге я заметил пару среднего возраста. Женщина сидела с книгой на коленях, на ней было розовое платье. Мужчина в брюках и жилете стоял перед ней, курил сигарету и смотрел в окно. Хотя вечер выдался прохладным, ни на мужчине, ни на женщине не было ни плащей, ни шляп. Мне показалось, что в этих людях было нечто знакомое, хотя я не мог определить, что именно.

Внезапно товарищ Дитер резко повернул и направился к ним. Прошептал им несколько слов и кивнул в сторону нас с Алесовым.

Я моментально встревожился и приготовился действовать, но ничего не успел предпринять – женщина подняла с колен книгу, под ней обнаружился пистолет! Это был «вальтер»; она схватила его и направила на меня и Алесова. А мужчина без пиджака поволок Дитера прочь. На русском с американским акцентом женщина потребовала, чтобы мы бросили оружие на пол. Но мы с Алесовым мгновенно выхватили наше оружие. Двумя выстрелами женщина ранила меня и убила Алесова. Я выпустил пистолет и рухнул на колени – боль была сильной.

В следующее мгновение я вскочил, подхватил оружие и, превозмогая боль и не обращая внимания на грозившую мне опасность, выбежал из зала, готовясь стрелять левой рукой. Но было поздно. Вражеские агенты и товарищ Дитер исчезли.

Силы Управления по уголовным расследованиям Национальной народной армии и Штази обыскали вокзал, но все делалось спустя рукава, ведь конфликт произошел между Западом и СССР. Никто из восточных немцев в нем не участвовал. Похоже, местные товарищи заподозрили, что я сам расправился с Алесовым, поскольку никто из свидетелей не вызвался подтвердить, что произошло на самом деле. Доказательств такой версии в Штази не нашли, но в то же время усомнились, что немолодая женщина могла совершить подобное преступление. Что ж, их позиция понятна: арестовать синицу в руке легче, чем заниматься поисками журавля в небе. Тем более что синица – агент конкурирующей разведывательной организации.

Через два дня в Штази пришли к выводу, что я невиновен, но обращались со мной так, словно я пустое место. Препроводили к польской границе и позорно сплавили с рук. Польские полицейские, которых я просил срочно доставить меня в Варшаву, чтобы оттуда улететь в Москву, не горели желанием сотрудничать, хотя я показывал всем и каждому удостоверение старшего офицера разведуправления.

По возвращении домой я попал в госпиталь, а после излечения от ранения мне было приказано подготовить доклад для вашего управления, товарищ генерал, с описанием событий 10 ноября.

В соответствии с этим я подаю вам этот рапорт.

Теперь мне ясно, что похищение Дитера – это операция ЦРУ, осуществленная с помощью брата и племянницы ученого. Утверждение о семейной склонности Дитеров к искусству, вероятно, чистая выдумка. Упоминание об этом в первом письме Дитера родным в США – способ поставить их в известность, что он ищет тайных контактов с американскими спецслужбами, чтобы те, в свою очередь, нашли способ вывезти его на Запад. Как представляется теперь, брат и племянница Дитера не имеют никакого отношения к искусству, но сами – известные ученые.

Агенты ЦРУ, без сомнений, связались с братом Дитера, и тот посылал ему иллюстрации картин, о которых я упоминал. Однако выбор был не случайным. Каждая репродукция имела смысл, который Дитер сумел разгадать. На мой взгляд, содержание переписки было таково:

• Первой Дитер получил репродукцию картины художника XVII века Якопо Виньяли «Архангел Михаил спасает души», которая сказала ему, что американские спецслужбы помогут ему – вызволят из СССР.

• Далее пришла репродукция картины Фредерика Ремингтона «Кавалерист». Фигура мужчины с карабином означала, что операция предполагает силовой момент.

• Идиллический пейзаж Джорджа Иннесса звал в нью-йоркскую долину, где живут его родственники, и предлагал присоединиться к ним.