Джеффри Дивер - На солнце или в тени

Мистер Ловенстейн читал газеты и видел сообщения об убийствах в многоквартирном здании и в частном пригородном доме, но не связал их с парнями, которые приходили требовать у него денег. Да и с чего бы он стал их связывать? Но он об этом заговорил, мол, что в мире творится… Как страшно жить! И я с ним согласился.

Когда я в последний раз провожал Салли, она сказала:

– Завтра я не пойду на работу. Приду послезавтра, когда мистер Ловенстейн им заплатит. Так что, наверное, тебе больше не нужно меня провожать. Когда он им заплатит, я смогу и сама добираться. Думаю, все со мной будет в порядке.

– Хорошо, – согласился я.

– Но я не хочу там находиться, когда они придут снова. Даже если он им заплатит. Понимаешь?

– Понимаю.

Мы подошли к ее дому и остановились у подъезда. Я знал, что с ней ничего не случится, и был этому рад.

– Салли, если отбросить весь этот кошмар… Может, сходим куда-нибудь выпить кофе на следующей неделе? Перед работой. А в выходной можем сходить в кино, задаром.

Я произнес это с улыбкой, потому что мы с ней и так каждый день смотрим кино. Я – из своей кабины, она – со своего места в зале. Она улыбнулась в ответ, но это была ненастоящая улыбка. Как будто она взяла ее поносить.

– Спасибо за приглашение, – сказала она. – Но у меня есть парень, и ему вряд ли это понравится.

– Ни разу не видел, чтобы ты была с кем-то, – заметил я.

– Мы почти никуда не выходим. Но он заглядывает ко мне.

– Правда?

– Ага. И знаешь, у меня нет времени куда-то ходить. Утром мне надо готовиться к занятиям в колледже, днем и вечером я работаю, а в какие-то дни еще и учусь. У меня только один выходной в неделю, и надо столько всего успеть, а еще уделить время моему парню… В общем, сам понимаешь.

– Да, понимаю. Ну, ладно. Как зовут твоего парня?

Она на секунду задумалась. На секунду дольше, чем нужно.

– Рэнди.

– Значит, Рэнди? Его так зовут?

– Да. Рэнди.

– Как Рэндольфа Скотта. В том фильме, что мы крутили на прошлой неделе. «Большой страх». Ты говорила, он тебе понравился.

– Да. Как в том фильме. Его зовут Рэндольф, но все называют его Рэнди.

– Ясно. Ну, удачи вам с Рэнди.

– Спасибо, – сказала она, как будто я говорил всерьез. Как будто поверил, что у нее и вправду есть какой-то Рэнди.

Салли так и не вернулась на работу. И разумеется, никакие бандиты не приходили. Мистер Ловенстейн сохранил свою сотню долларов. И владельцы других заведений во всем квартале тоже сохранили свои деньги. Наверняка мог бы возникнуть кто-то еще вроде тех ушлых парней, но то, что случилось с той пятеркой, весьма умерило пыл их возможных последователей. Никто не знал, что за банда заправляет в квартале. Это были мы с Бертом, но об этом никому не было известно.

Мне нравится крутить фильмы в моей аппаратной. Иногда я смотрю на то место, где раньше стояла Салли, но, разумеется, ее там нет. Мистер Ловенстейн не стал брать никого ей на замену. Рассудил, что народ все равно будет ходить в кино.

Пару раз я встречал Салли в городе, видел издалека. Каждый раз она была с парнем и каждый раз – с другим. Я почему-то уверен, что ни того, ни другого не звали Рэнди. Если она меня видела, то никак этого не проявила. Интересно, а что бы она сказала, если бы знала, что я для нее сделал, что я сделал для всех нас?

Вот так я и живу: кручу кино, после работы иду домой. Бывало, я иной раз делал крюк, чтобы пройти мима дома Берта. Сам не знаю зачем. Потом я прочел в местной газете, что его жена Мисси скончалась. Хотел послать Берту цветы, что-то типа того, но в итоге так и не собрался.

А буквально на днях я прочел, что Берт умер.

Мне нравится моя работа. Нравится быть киномехаником. Я всем доволен, сижу в своей будке, сам себе хозяин, и меня все устраивает, но иногда – врать не буду – иногда мне становится одиноко.

Гейл Левин– профессор истории искусства, американистики, феминологии и гуманитарных исследований магистратуры и колледжа Баруха Нью-Йоркского университета. Признанный авторитет по творчеству американского художника-реалиста Эдварда Хоппера, автор многочисленных статей и книг о нем, включая каталог и биографию живописца (обе книги вышли в 1995 году). Она редактор двух антологий: «Безмолвные места: дань памяти Эдварда Хоппера», в которой собрала беллетристические тексты с упоминанием о творчестве художника (2000) и «Поэзия одиночества: дань памяти Эдварда Хоппера», где поместила посвященные ему стихи (1995). Гейл Левин также работала музейным хранителем, в том числе в Музее американского искусства Уитни, где в 1976–1984 годах устраивала выставки Эдварда Хоппера и других художников. Вошедший в данный сборник рассказ – ее первое опубликованное художественное произведение. Повторяя сентенцию из романа Дорис Лессинг «Золотая тетрадь», Гейл пишет: «Должна признать, что с точки зрения «правды» вымысел лучше, чем простая констатация факта».

Левин также выставляет и публикует свои фотографии, коллажи и другие творческие работы. В мае 2014 года в Национальной ассоциации женщин-художников в Нью-Йорке состоялась выставка ее автобиографических коллажей «Как НЕ стать живописцем». В 2015 году такая же выставка была организована в Санта-Барбаре, Калифорния, Санта-Фе, Нью-Мексико, и Беркшир-Хиллс в Массачусетсе. В настоящее время в рамках образовательной программы Фулбрайта она работает над несколькими книгами, исследуя связи азиатской и американской культур. [30] © Перевод. А. Соколов, 2017.

Меня зовут преподобный Санборн. Урожденный Артайр Р. Санборн-младший, я появился на свет в 1916 году в Манчестере, Нью-Хэмпшир, в семье Артайра и Анни Куимби Санборн. Окончил Гордонский колледж, добропорядочное христианское заведение в Уэнхеме, штат Массачусетс, затем теологическую семинарию Андовер-Ньютон. Служил в американских баптистских церквях в Вудвилле, штат Массачусетс, и Вунсокете, штат Род-Айленд, после чего перебрался в Найак, Нью-Йорк. Одновременно с назначением я получил дом по соседству с храмом, где поселился с женой Рут и нашими четырьмя детьми.

Вскоре в церкви я познакомился с нашей соседкой и давнишней прихожанкой Мэрион Луиз Хоппер. Стареющая одинокая женщина, она жила одна в семейном доме рядом с храмом. Ей нравилось хвалиться, что ее младший и единственный брат Эдвард – знаменитый художник. Хотя этот Эдвард, судя по всему, старался иметь как можно меньше общего и с сестрой, и с Найаком.

В начале апреля Мэрион заболела и попросила Эдварда помочь. Ему с женой Джо пришлось поспешить в Найак с Манхэттена. Врачи признали у Мэрион желчнокаменную болезнь и опасные изменения в крови. Ей было тогда семьдесят пять, она жила в старом доме с изношенной системой отопления и старым водопроводом, которые едва могли выполнять свои функции. В доме было угнетающе темно, поскольку Мэрион покупала лампочки мощностью не больше двадцати пяти ватт. Кот у нее отощал и тоже болел.