Сергей Пономаренко - Сети желаний

Олег вернулся к интересующей его теме:

— Простите, Валерий, но я так и не понял, почему Вероника оказалась на даче поздней ночью.

— Мы случайно познакомились с Вероникой в Музее Пушкина. У меня там была небольшая работа по оформлению зала, а она была единственной посетительницей в то утро. Разговорились, она призналась, что тоже рисует. Из музея вышли вместе, темой нашего разговора были живопись, литература, музыка. Она мне сразу понравилась… Нет, не так — я потерял голову и забыл обо всех намеченных делах! Ей надо было на Подол, а я был готов следовать за ней куда угодно, забыв даже о встрече с заказчиком на Лукьяновке. У меня уже был номер ее мобильного, но я не мог и не хотел расстаться с ней. Она вела меня какими-то улочками, двориками, знакомыми и незнакомыми мне, — я воспринимал только ее, все остальное мне было безразлично.

— Она читала вам стихи Зинаиды Гиппиус, и вы ими восторгались. — Олега начал раздражать этот нелепый человек, угодивший в банальную ловушку. Ему кстати вспомнилась пословица: «Седина в бороду, бес в ребро».

— Да, так и было… Тогда была зима, кое-где лежал снег. Мы спустились по узкой улочке, уперлись в гаражи, обходя их, натолкнулись на кучу мусора посреди небольшого островка с голыми деревьями, к которому подбирались строящиеся многоэтажки. Ощущение было такое, будто мы находились среди обреченных на смерть — ведь наступит весна и строительные площадки поглотят эти деревья, словно ненасытный дракон, уничтожающий зеленое одеяние города и превращающий его в скопище каменных коробок.

— Людям тоже надо где-то жить, — заметил Олег, хотя и ему не нравилась такая агрессивная урбанизация, когда мертвый камень и холодные формы делают лицо города неживым.

— Мы оказались в урочище Гончары. Еще не так давно там буйствовала почти дикая природа, и было всего несколько стареньких домишек, а сейчас там возведен целый город для богатых. Громадные особняки, всевозможные архитектурные формы, обилие ярких, кричащих красок и ощущение мертвенной холодности. Нарядные улицы, на которых практически нет прохожих, только кое-где встречаются одинокие автомобили-монстры. Такое ощущение, словно попал в фантастический цветной сон и блуждаешь по городу-ловушке, из которого нет выхода. Мы и в самом деле заблудились и не знали, как оттуда выйти. Из одного дома вышел рабочий, видно, занимающийся отделочными работами, и пошел по улице нам навстречу. Я обрадовался — есть у кого спросить. Но Вероника, ничего не пояснив, вскочила на каменный парапет, за которым начинался крутой заснеженный склон холма-горы, и стала легко по нему подниматься. Что мне было делать? Узнать у рабочего, как оттуда выбраться нормальным путем или последовать за ней? Я выбрал второе.

Подъем был крайне утомительный, я то и дело съезжал вниз, царапая пальцами снег, мерзлую землю, хватаясь за ломкие кусты, выступающие корни, деревья, непонятно как растущие на крутом склоне, задыхался от напряжения, но все же достиг вершины уже на пределе своих сил. Тогда я узнал место — вершина Замковой горы, с нее чугунная лестница ведет на Андреевский спуск. Я с облегчением вздохнул и догнал Веронику, стоявшую возле высокого металлического креста, на котором висело множество всевозможных ленточек, платочков и даже несколько интимных вещей.

Вероника призналась, что никогда не была на этой горе, и предложила прогуляться. Смотреть там особенно нечего, тем более зимой. Я провел ее по разоренному кладбищу Фроловского монастыря до почти отвесного склона, спускающегося к Житному рынку. Уставший, так и не придя в себя после подъема на гору, я необдуманно произнес: «Вот если бы отсюда вниз была проложена канатная дорога, а так придется возвращаться к лестнице».

— Отлично придумал! — рассмеялась Вероника и бесстрашно заскользила вниз.

Это был кошмар — склон почти отвесный, и, если бы не снег, она бы полетела стремглав, а так она могла слегка притормаживать, продвигаясь от дерева к дереву. Но, добравшись до середины склона, она оступилась, упала на спину и, вздымая вверх тучи снега, понеслась вниз, словно торпеда. У меня сердце оборвалось, и, не раздумывая, я отправился следом за ней. Не знаю, как мне это удалось, но спустился я вполне благополучно. Вероника встретила меня вся облепленная снегом, мокрая, заливисто хохоча. Я беспокоился — как бы она не простудилась!

— Очень интересная и познавательная история вашего знакомства, но меня интересует другое. Повторить, что именно? — Олег еле сдерживался, чтобы не нагрубить художнику.

— Я это рассказал, чтобы вы поняли: ее поступки бывают немотивированными, непредсказуемыми, но они не могут причинить вред окружающим, — твердо заявил художник.

— Но вы из-за нее чудом не покалечились на этом спуске! — возразил Олег.

— Может быть, но я влюблен в нее, а любовь оберегает, словно ангел-хранитель. Добавлю к ее психологическому портрету: билет в музей она купила на последние гроши, она ведь безработная, и даже на проезд у нее не оставалось денег. За съемную комнату она задолжала хозяйке, и та заявила, что ночевать не пустит и вещи не отдаст, пока она не рассчитается с ней. Имея перспективу остаться зимой на улице без гроша в кармане, она пошла в музей.

— И тут появились вы, добрый ангел-хранитель, и бескорыстно предоставили девушке возможность переночевать в холостяцкой квартире, — съехидничал Олег, мысленно добавив: «С условием разделить с тобой ложе».

— Да, я помог ей решить свои проблемы, и она стала жить со мной. Но вы зря ищете в этом пошлость — она год провела у меня, имея совершенно отдельную постель, и я ни на что не претендовал. Но через какое-то время, когда мы лучше узнали друг друга, я признался ей в своих чувствах и предложил стать моей женой — она согласилась.

— Вы расписались, обвенчались?

— Нет, она считает, что в этом нет необходимости.

— Но мне до сих пор непонятно, каким образом ваша гражданская жена оказалась так далеко от супружеского ложа, в столь поздний час, у людей, которых вы не знаете?! — Олег, чтобы подчеркнуть ненормальность этой ситуации, слегка повысил голос.

— У нее свой круг знакомых, в который она меня не допускает, а я не стремлюсь в него войти. Бывало, она исчезала на несколько дней, но всегда возвращалась.

— Может, у нее есть любовник? Вы меня извините, но она очень странно себя ведет, как для замужней женщины.

— Не думаю. Она творческий человек, и ей время от времени требуется сменить обстановку. Однообразный быт — смерть для творчества, он затягивает подобно болоту. Я мало с кем общаюсь, все мои приятели приблизительно моего возраста, и это совсем не та компания, которая подходит молодой девушке.

— Выходит, это был один из ее дней-исчезновений из вашей жизни, и вы не находите в этом ничего странного?