Александр Варго - Дрейф (сборник)

Несколько раз Павел проваливался в вязкий омут забытья, но Госпожа Боль была рядом, она притаилась, скаля свои гнилые, но все еще острые зубы, и его сознание с шумным плеском выныривало обратно. Выныривало, чтобы заставлять мужчину стонать и скрипеть зубами до крошева от жгучей боли, которая медленно, но неумолимо разъедала каждую клетку его скукоженного тела, словно серная кислота.

А когда его затуманенный взгляд случайно уткнулся в «окошко», по телу прошла мелкая дрожь. Черные, облезло-распухшие губы трупа были растянуты в широкой ухмылке.

— Нет, нет, — залепетал Павел, часто моргая. В голове, октава за октавой, нарастал странный шум.

(… восьмая нота… Сергей так хотел придумать восьмую ноту)

Труп подмигнул ему, и Павел зашелся в хриплом крике.

Когда разбухшее от душного жара солнце поднялось в зенит, на палубу, потягиваясь, вышла Веста. Почесав под мышкой, она окинула бескрайнюю гладь океана ничего не выражающим взором. Ее лицо было ровным и неподвижно-спокойным, как чистый лист бумаги. На виске чернела корочка засохшей крови.

— Сегодня будет жарко, — обронила она, повернувшись к «нотам». Шагнув ближе, Веста прищурилась, пытаясь разглядеть за мутным стеклом своего мужа:

— Ты всегда был поросенком, Павлик. Посмотри, какую грязь развел.

Павел открыл глаза и, вздрогнув, начал что-то торопливо говорить.

Веста прижала ладони к ушам, качнув головой:

— Я тебя не слышу. Говори в дырочки, Павлик. Они над тобой.

Несколько секунд он тупо смотрел на супругу, после чего с огромным трудом запрокинул голову, вплотную уткнувшись лицом в крышку.

— Да, вот так. Вот теперь я тебя слушаю, — сказала Веста, ободряюще улыбнувшись.

— Прости… меня…

— Я тебя давно простила, — последовал ответ. — А даже если и не простила бы — что это меняет? Ты теперь мне не принадлежишь. Можешь считать это разводом.

— Пожалуйста… — заскулил Павел. — Я… я все сделаю. Все… что захочешь, Веста…

— У меня все есть. Крыша над головой и прекрасная работа. У меня есть записи моего Сережи. А еще у меня есть воспоминания о нем, о моем любимом брате, — произнесла женщина. — Что мне еще надо? Когда-то у меня был муж, но это была так давно…

Из воспаленных глаз Павла заструились слезы.

— Убери… убери этого мертвого, — попросил он. — Я не могу на него смотреть! Он… на самом деле не умер! Я видел! Он рассматривал меня!!

Веста перевела озадаченный взгляд на колбу с трупом.

— Пожалуй, у тебя начались галлюцинации, — предположила она, потерев двойной подбородок. — Это бывает. Особенно когда происходит насыщение ноты. Обычно на рождение нового звука требуется двое суток — как раз столько в состоянии протянуть организм среднестатистического человека. Правда, бывали и исключения. Наш рекорд с Сергеем — восемьдесят три часа и двенадцать минут! Представляешь, почти четверо суток! Это был один молодой и крепкий спортсмен. Без воды, со сломанной спиной, раздробленными, искрошенными коленками и руками! Он уже дал сок — дно ноты было заполнено его естественными выделениями. Представляешь, чем ему приходилось дышать? Поэтому я не случайно предложила тебе облегчиться… А как этот парень сквернословил! До самого насыщения ноты он грубил и угрожал нам с Сережей. Даже когда у него пропал голос, он шевелил своими потрескавшимися губами какие-то грязные ругательства. А ты? Не прошло и пары часов, как ты уже начал канючить. Не будь слабаком.

Павел тихо плакал.

Веста осторожно постучала костяшками пальцев по поверхности громадной капсулы.

— Интересно, каким будет звук завтра вечером? — задумчиво проговорила она. — Надеюсь, к тому времени все будет готово. Вряд ли ты протянешь дольше.

Вздохнув, Веста добавила:

— Когда Сергей был жив, он неоднократно говорил о том, что нам следовало бы вернуть ноты домой, в Россию. Здесь, конечно, своя уникальная и замечательная атмосфера. Неповторимый, потрясающий антураж. Полная идиллия. Но как говорится, у себя в доме и стены помогают, и кормить ноты все-таки удобнее на родине. Удобнее и безопаснее. Видишь ли, здесь, вдали от дома, существуют определенные риски. Ты не представляешь, каких трудов стоило завлечь сюда кого-либо! — воскликнула Веста. — И при этом оставаться вне подозрении полиции!

— Я не чувствую своего тела, — хрипло выдавил Павел. — Я подыхаю, Веста.

— Сожалею, — без тени сочувствия ответила она. — Могу себе представить, что ты сейчас думаешь. Чтобы хоть немного отвлечься от боли, постарайся думать о другом. Подумай о тех женщинах, которых ты обманул, а потом убил. Неважно, кто оборвал их жизни — ты или твой приятель Багор, в этом все равно виноват ты. Я уверена, что их страдания были куда более мучительные, чем твои.

Неожиданно Веста села прямо на палубу, раздвинув в стороны свои мясистые ноги. «Нота» с запечатанным внутрь телом Павла тихонько покачивалось прямо перед ее круглым непроницаемым лицом.

— Знаешь… Мне сейчас снились дети, — тихо промолвила она. — Я еще не рассказывала тебе? Извини, мысли кувырком, словно в чехарду играют… Я просто была очень взволнована, ведь хотелось так много тебе рассказать. Так вот… Я помню эти события, как будто они произошли вчера вечером. Неподалеку от нашего района проходила скоростная трасса. Мы возвращались поздно вечером домой, и прямо на наших глазах произошла жуткая авария. Лобовое столкновение, на огромной скорости, грузовик и легковушка. Вероятно, водитель грузовика уснул. Он и умер, скорее всего, во сне. С другой стороны — старенькая иномарка с семьей. Отец был не пристегнут, и от удара его вышвырнуло наружу через лобовое стекло. Он разорвал себе живот, и его внутренности растянулись метра на три, когда он, еще живой, пытался ползти к машине. Женщина была пристегнута, но она была без сознания. Дверь намертво зажала ее ноги, и она не двигалась. Но самое удивительное… на заднем сиденье были дети! Мальчик и девочка, двойняшки. Им было примерно по семь-восемь лет, и они почти не пострадали от аварии.

Веста с любовью погладила «ноту».

— Мы решили забрать их с собой. Уж лучше они послужат искусству, чем останутся сиротами. Кто знает, в чьи руки они попали бы? Но случилось непредвиденное — неожиданно в себя пришла женщина. Увидев, что мы уносим детей, она словно обезумела. Она начала кричать, звать на помощь. Я думала, она бросится за нами, волоча за собой искореженную машину. От ее криков у меня потом всю ночь болела голова! Сереже пришлось задушить ее. Слава богу, дети этого не видели — они уже были в машине. Испуганные и почти ничего не соображающие. Уже под утро они были в нотах. Чисто вымытые, милые, очаровательные детки. Тебе доводилось когда-нибудь слышать «Тени на солнце»? Это считается одна из сильнейших работ моего брата. Так вот, этот шедевр мой брат написал в ближайшие дни после случая, о котором я тебе только что поведала…