Мария Артемьева - Темная сторона Петербурга

Но тетка-владелица заломила такую цену, что Пашка в альбоме немедленно разочаровался.

Весь день Ветлугин бродил по рядам, разглядывая товар, выложенный без стеснения на импровизированных прилавках – газетках, картонках, покрывалах, ящиках и раскладушках.

Всматривался, разглядывая в подробностях какой-нибудь странный пустяк вроде клоуна в колпаке – яркую игрушку из папье-маше, раритет сталинской эпохи. Или мельхиоровый веничек начала века для сбивания пунша в рюмке. Или замысловатый медный ключ от потерянного давным-давно замка неизвестной конструкции.

Иной человек, завидев такое, удивился бы: на что ж могут подобные штуки сгодиться? Разве какой-нибудь Вечный странник Старьевщик, языческий бог удачного случая, сеятель хлама и покровитель барахольщиков всего мира, мог бы ответить на этот вопрос. Вот только бескорыстно с этой тайной он не расстался бы…

Пашка Ветлугин рассматривал Уделку – блошку, маргинальный рынок, клуб по интересам или что вам угодно – как собственный охотничий промысел в городских джунглях или даже как пещеру Али-Бабы, еще не откупоренную загадочным словом «сезам» и таящую все свои заповедные сокровища в нетронутом виде.

Комкая в кулаке так и не пригодившуюся пустую авоську, Пашка засобирался домой и уже кивнул на прощание деду Косте… как вдруг ветер донес до него слова:

– Зеркало французское… самого императора.

Обрывок этой фразы разволновал Ветлугина. Он повернул голову, навострил уши и двинулся на сигнал.

Спины, плечи и головы впереди идущих заслоняли ему обзор. Пробираясь в толпе, Пашка чуть не проскочил мимо. Но натренированный за годы фарцовки нюх не позволил ошибиться.

Девчонка в черной куртке и пестрой вязаной шапочке с яркими помпонами чуть в стороне от основного ряда заинтересованно вертела в руках старинное зеркало в резной деревянной оправе.

На первый взгляд зеркало казалось просто очень пыльным. Отражение, проступающее в нем как бы сквозь туман, показало Пашке озадаченное лицо с водянисто-голубыми навыкате глазами и нос-пуговку. «Эта девица покупать не станет», – решил Ветлугин и подошел, приглядываясь к продавцу.

Тот был с виду типичный «синяк». Нос, напоминающий сливу, уныло нависал над разляпистыми губами и острым, небритым подбородком.

– От прадеда осталось. Прадед мой старовером был, – застенчиво сказал «синяк», шмыгая носом. – Французское, императора.

– Сколько? – спросила девица в вязаной шапке.

– Девяносто.

Девица присвистнула.

– Ну, шийсят давай!

– Ага. Да зеркало-то почти слепое. В него смотреться все равно что в стену!

Девица фыркнула, и помпоны скрылись в толпе.

Пашка перевел дух.

– Слышь, мужик, – окликнул он продавца. – Давай за сороковник, идет?

«Синяк» оглянулся.

– Зеркало французского императора. Наполеона! – строго повторил он.

– Да ладно заливать!

– Заливать?! Во, смотри сюда. – Разобиженный «синяк» ткнул пальцем в какую-то выпуклую деталь на резьбе, украшающей раму. – Видишь? Буква Н и цифра I, римская. Смекаешь?

– Где ты тут «Н» увидал? Я две палки вижу какие-то… Не пойми что.

– Так… потрескалось дерево-то! – возмутился «синяк». Нижняя губа его затряслась. – Старинная вещь.

– Ага! – Ветлугин растянул на лице обидную ухмылку. Достал из кармана деньги и пошуршал мятыми десятками перед носом продавца. – Вот, тридцатку даю. Бери, пока дают. А то догонят и еще дадут.

«Синяк» глянул на деньги, посмотрел по сторонам – людей вокруг бродило много, но все они равнодушно проходили мимо: испитой продавец с невзрачным «зеркалом императора» был для них не более чем пустое место. «Синяк» глотнул, шевельнув сизым кадыком, и протянул руку:

– Ладно, давай!

– Не украл хоть? – спросил Пашка Ветлугин, выпуская из рук десятки. – Нет?

– Хотел бы красть – украл бы покраше, – проворчал мужик. Выхватил деньги и стремительно ретировался.

Пашка хохотнул, глядя в его удаляющуюся спину.

Итак, день прожит не зря: покупка удалась. Впереди – грандиозная сделка. Сколько получится с нее слупить?

– Свет мой, зеркальце, скажи… За сколько мы тебя Эльдару сдадим?

Торжествуя, Пашка нагнулся, взял в руки свое приобретение – зеркало оказалось тяжелее, чем можно было подумать, глядя со стороны, – и заглянул в мерцающую серебристую глубину. Чешуйки осыпавшейся амальгамы темными крапинками испещряли стекло. Веселое Пашкино лицо в отражении казалось изрытым оспой. Пока Ветлугин разглядывал себя, внутри зеркала что-то шевельнулось.

– Алло? Эльдар Зиновьевич? Алло! Это Павел. У меня для вас интересный предмет…

– Что именно?

– Зеркало. Кабинетный формат. Франция, конец восемна…

– Да, понял. Очень хорошо. У меня через час самолет в Новосибирск…

«Уезжает? Вот невезуха-то!» – Пашка чуть не швырнул трубку об стену.

– На нем вензель Наполеона!

– Я бы с радостью посмотрел, но…

– Ладно, Эльдар Зиновьич! Ради вас придержу.

– Да нет, так уж специально не надо. Но если что…

«Вот же хитрая сволочь – в своем репертуаре: ни да ни нет. Чтоб тебе…»

– Удачного полета, Эльдар Зиновьич!

– До связи.

В бешенстве Пашка брякнул трубку на базу так, что та слетела с полочки и повисла на тоненьком проводке, едва не оборвав его к чертям.

Да, не повезло. Придется ждать, а значит, и цену хорошую выторговать не получится: товар, который ждет, – плохой товар. Что-что, а торговаться Эльдарчик умеет.

Что ж, жаль. Пашка полистал истрепанную записную книжку, прозвонил еще несколько номеров. Заинтересовался зеркалом только один из его постоянных клиентов: художник Сопрунов. Но он теперь и сам сидел на мели – за предыдущий заказ денежки уже промотал, а за новый еще не получил.

Надо же, как не повезло! Из всех Пашкиных клиентов именно Эльдар Зиновьевич больше всех любил западный антиквариат, а Наполеоном в особенности интересовался, это была его любимая тема. За Наполеона он отвалил бы не скупясь…

Хотя, конечно, кто его знает – Наполеон или не на поле он?

Пашка усмехнулся и кинул записную книжку в ящик стола. Ладно уж! Чего там париться? Придется подождать с продажей. Зеркало постоит, черт с ним. Не помешает.

Пашка протер зеркало от грязи и водрузил его на тумбочку в прихожей, прислонив к стене и уперев краем в окоем тумбочки.

Зеркало в резной оправе как-то сразу обогатило непрезентабельный вид прихожки: расширило пространство, одновременно сделав его более загадочным.

В тусклом стекле отражался тесноватый коридорчик, ведущий в кухню, – точно такой же, как настоящий, но таинственный, серебристо мерцающий, словно его осыпали сказочной пыльцой с крыльев феи.

И пространство, в которое уводил коридор в зеркале, казалось темнее и глубже настоящего.