Григорий Гончаров - Бункер 'BS-800'/ der Fluch des Reichs.

Була утвердительно кивнул.

— Потом, когда загасишь «вдовца», ты должен второго хмыря скрутить, чтобы пацаны его раньше времени в доски не переодели. Ты нужен для того, чтобы пацанов поддержать, если что — бабла мусорам заслать — если надо будет, для отмаза. Потом ты пацанов, вместе с моим кровником, должен забрать, и лично мне привезти, понял?

Була снова кивнул.

— Дело верняк — пацаны и без тебя всё должны обвести чётко — не лохи гастрольные! Понял?

— Була третий раз кивнул.

— Эта масть красная, ссученная — Левинцилов этот, — Вилли мачканул! Ответ ему передо мною держать — и поверь, спрашивать я с него буду так — что он умолять меня будет, чтоб я его раньше времени землицей укрыл! Да вот только болта ржавого ему в пасть! — вдруг вскрикнул Крап, — Я эту морозь форшмаченную сутками буду резать, слышишь меня, ты! — налитые кровью глаза безжалостными лезвиями вонзились в Булу, — К ответу я его подводить медленно буду! — тише, проговорил он, и в его глазах заблестели какие-то злорадные искорки. — Живьём жарить буду, на углях!

Некоторое время Крап стоял без слов, опустив голову и уперев тяжёлый взгляд в блестящий глянцевым, зеркальным лаком, пол. Затем он всё же вспомнил о находящемся рядом подчинённом:

— Если что-то пойдёт не так, — если вы кровника моего по ошибке коцните, или погранца дышать не разучите — то я с тебя спрашивать буду, и за все косяки тебе отвечать! Понял?

Не дожидаясь ответа, Крап лихо закрутил на пальце, вставленном в спусковую скобу, пистолет Булы. Тот бешено крутился, словно заведённый волчок, и резко замер в обхватившей ствол оружия руке Крапа. Рукоять пистолета была обращена к нему, — к Буле. Это означало, что «бугор» даёт ему второй шанс. Он принял протянутое ему оружие, ствол которого несколько минут назад легко мог бы извергнуть кусок смертельного для Булы свинца. Боевик получил в придачу к возвращённому пистолету автомат «АКС74У», с четырьмя магазинами, принесёнными бритым парнем. Так же он получил приличную сумму, которой с лихвой должно было хватить на все предстоящие дорожные расходы, а так же на дачу нескольких крупных взяток. Крап протянул ему ключи, от «Лэнд-крузера»:

— Тачка на стоянке стоит, — напутствовал Крап, — Выезжаешь прямо сейчас, ухо и палец тебе подлатали — до свадьбы заживёт! В дороге не бухать, не ширятся, шмар в тачку не подсаживать! Поедешь с Костей Сивым. Пока ты с марамойкой этой кувыркался он, Костыль с «медведём» хату погранца нашего выставил — взял что нужно, и подпалил ту хату. В общем, прыгай в тачку, и будь на связи!

Була упаковал автомат в спортивную сумку, заботливо протянутую ему бритым здоровяком, которым и оказался сам Костя Сивый, и они уже вдвоём направились к двери, ведущей из просторной квартиры в роскошный подъезд элитной новостройки, как тут его окликнул Крап:

— Стой! Подойди!

Була, оставив сумку рядом с Сивым, подошёл к боссу.

— Это…. - брызнув слюной, заговорчески, полушёпотом — говорил Крап; горячий воздух из его рта обжигал израненное ухо Булы, — …Мочалка эта, которую ты заземлил, картинная хоть была, или полундра голимая? — при этих словах лицо Крапа искривила гримаса то ли боли, то ли смеха. Изо рта вырвался непонятный звук, похожий на стравливание воздуха из баллона.

— Красивая… — как-то потерянно ответил Була, и где-то внутри себя он почувствовал новый укол холода.

Парнишка тенью скользнул в приоткрытую дверь из кабинета Фрица, затем вбежал в комнату и включил ноутбук, стоявший на столе, развернув его к себе. На полотне, висевшем на стене, появилась картинка — включился подвешенный к потолку проектор. На экране появился снимок: обычный высотный дом, с тремя выделяющимися чёрными квадратами окон, с закопченными над ними стенами. «В этой квартире недавно был пожар!» — механически, отметил про себя я, без интереса разглядывая картинку. «Какого… это же был мой дом, и мои окна! Я никогда бы не спутал их с тысячами других!»

— Сегодня сгорела квартира «объекта», — прокомментировал парень, — По версии прокуратуры это поджёг. Далее… — он нажал на какие-то клавиши в ноутбуке, и на большом экране появилась другая картинка: какой-то подъезд, девушка, лежащая в чёрной луже.

Светлые волосы раскинулись по серой, заплёванной и пыльной лестнице, свисая с холодных бетонных ступеней. Это была Маша. Лицо её было бледным и грустным, на нём застыло выражение покоя и нежности. Со стороны можно было подумать, что это лицо безмятежно спящей девочки. Это была она. Это лицо я знаю наизусть, каждый изгиб и чёрточку.

— Суки! — вырвался из моего горла сиплый стон.

Я закрыл лицо руками. По ладоням ручьём потекли слёзы. В кабинете Фрица стало тихо. Даже озвучивающий видеоролик парень скорбно поник, наконец, поняв — кто из нас Симак. Он так и не смог найти в сети моих фоток — лишь поверхностную информацию, отражённую цифрами и буквами: адрес, номер машины, и прочее и прочее. Фриц встал, подошёл ко мне, и положил руку на моё плечо. Затем он вернулся к столу, взял графин и принялся наполнять стакан — рука его сильно тряслась, и жидкость из графина залила лакированную поверхность стола. Пролитые капли стеклись в небольшую лужицу, затем, — словно собравшись с силами, — тонкий ручеёк стремительно направился к краю стола, и барабанная дробь капель застучала по расстеленному на полу ворсистому ковру. Некоторое время все собравшиеся смотрели на эти капли, звук падения которых разносился по кабинету. Дождавшись в молчании, пока последняя капля не ударится о поверхность ковра, Фриц обхватил стакан, заполненный крепким алкоголем по самые края — и протянул его мне. Я выпил залпом, не почувствовав вкуса — лишь мерзкий маслянистый осадок остался во рту. Мне хотелось растворить появившийся в горле ком, ком сдержанного усилием воли крика, ком собранных воедино недосказанных слов, не проявленных чувств. Мышцы моего тела сжала судорога, с усилием разогнув руку, я поставил пустой стакан на стол. Встретился взглядом с Борисом. Белки его глаз покраснели, он отвернулся в сторону, не выдержав немого укора в моих глазах. Он был виноват в случившемся. Если бы он не написал мне тогда, то сейчас бы Маша была жива, мы бы лежали вместе, в одной постели, согревая друг друга теплом тел. Но теперь её уже не согреть. Ничем. Её больше нет, и это не шутка, не розыгрыш. Её нет, и не будет больше никогда, больше не услышать мне её волшебный, бархатный голос, не почувствовать сладость её обжигающих губ. Теперь я один, и больше никто не будет против того, что я часто выхожу на раскопки. Ни кто больше не будет ругать меня за то, что я делаю, и за то, чего я не делаю. Теперь я снова один — и найти такую, как Маша, я просто не смогу. Не заметил, как мою руку оттянула к полу тяжесть вновь наполненного стакана, я вновь механически опрокинул в себя его содержимое, которое теперь не оставило даже мерзостного маслянистого осадка. Вкуса просто не было — жидкость была абсолютно пресной. Кто-то мельтешил вокруг меня, кому-то что-то доказывал, на кого-то кричали. Кто-то угодливо наполнял мой стакан. Сквозь пелену безразличия к окружающему меня миру донёсся голос Бориса — он что-то лепетал, оправдывался. Ему вторил разъярённый рёв Фрица, который, судя по всему, в чём-то обвинял Левинца.