Лев Гроссман - Земля волшебника

Он замечал все, но ни о чем не тревожился. Пролив Дрейка славится худшим в мире климатом, но когда Квентин всплывал набрать воздуха каждые четверть часа, волны лишь чуть сильнее обычного били в его гладкую спину. Они с Плам, великие синие боги, плыли бок о бок, и все вокруг воздавали им почести: рыбы, медузы, креветки. Однажды рядом возникла большая белая акула со своей злодейской ухмылкой – зубов столько, точно брекеты ей надели. Идеальная машина для убийства, но в общем миленькая.

Через некоторое время дно стало заметно выше. Он почти позволил себе забыть, зачем они здесь, раствориться в синей китовости – но они не просто так приплыли сюда…

Теперь начнется самое неприятное. Им придется выброситься на берег – хорошо бы на песочек, но скорее всего на каменистую отмель, если не хуже. Не повредить бы шкуру, не поранить непрочное ребристое брюхо. Они обменялись стонами, направляясь к берегу.

Другие киты предупреждали их, что впереди слишком мелко. Осторожно! Смените курс! Игнорировать их было на удивление трудно – Квентин чувствовал себя пилотом падающего боинга-747, которого диспетчеры Христом-Богом заклинают взять рычаг на себя. Но курс оставался прежним, и хвосты пенили воду. Будь у Квентина и Плам зубы, они сцепили бы их.

Очнулся он, лежа лицом вниз под белым небом на черных камнях. Слабый прибой Южного океана обжигал холодом его голые ноги, уже начинавшие коченеть. Так, должно быть, чувствует себя новорожденный, выброшенный из теплого, обволакивающего, питающего моря в ослепительный твердый мир. Хреново, короче.

Квентин сделал единственное, что могло хоть немного утешить: закрыл глаза впервые за трое суток и с минуту не открывал. Он соскучился по своим векам.

Рядом лежала Плам. Минуту назад он не смог бы повернуть голову и посмотреть на нее, но бледный человеческий кумпол совершил это без труда. Она тоже смотрела на него, вся дрожа.

– Последний этап, – произнес он хрипло.

Надо же, губы. И зубы. Он потрогал их языком.

– Последний этап, – повторила Плам.

Квентин кое-как поднялся, но сила тяжести, старый враг, тут же швырнула его обратно. Что за дурацкий способ передвижения. Точно телефонным столбом балансируешь, держа его за один конец.

Они выплыли на узенький полукруг пляжика с черной галькой и серым песком – надо полагать, самый нетропический на планете. Оба, естественно, были голые. В качестве человеческого самца Квентин, возможно, и задавался вопросом, как Плам выглядит без одежды – но кита, который его еще не покинул, одетость или раздетость человеческой особи любого пола интересовала меньше всего. Он вообще с трудом припомнил, как они здесь оказались.

К счастью, свои действия они обговорили заранее, зная, что их мозги не сразу заработают в полную силу. То, что им требовалось, нужно было найти как можно скорей, пока гипотермия не доконала. Квентин шатался как пьяный, сбивая о камни нестерпимо мягкие, розовато-желтые ноги. Ага, вот и перышко, белое с серым. Он выдернул его из груды вонючих слипшихся водорослей.

Привередничать не время – сойдет любая птица кроме пингвина. Ясно вспомнив, в чем их цель, Квентин подпрыгивал на месте, спрятав руки под мышками, и все больше стеснялся своей наготы. Когда и Плам нашла перо, он взял свое в стучащие зубы, и они одновременно произвели заклинание.

На этот раз превращаться было противно. Его даже вырвало потом, но птице это проще, чем человеку, и делает она это гораздо гигиеничнее. Мозг, недолго пробывший человеческим, сжался до размеров столовой ложки. Вовремя сориентировавшись, Квентин проследил, как уменьшается и оперяется Плам – он понятия не имел, что она за птица и что за птица он сам. Посмотрел в ее куркумово-желтый глаз, совершенно круглый, и взлетел вместе с ней.

Квентин не слышал, чтобы кто-нибудь посещал Южный Брекбиллс в это время года, и не был полностью уверен, что они сумеют туда попасть. Филиал, возможно, закрыт, а Маяковский в отъезде или просто шифруется. В таком случае им придется срочно двигать на одну из неволшебных антарктических станций и как-то объяснять свое появление там.

Снижаясь по спирали на порядком уставших крыльях, они готовились коснуться перепончатыми лапками некоего невидимого купола, но этого не случилось. Маяковский, видимо, считал пятьсот миль ничейной земли достаточно надежной защитой. Птицы опустились на плоскую крышу одной из башен и снова превратились в людей. Квентин не желал скрытничать, чтобы не спровоцировать старика на какие-нибудь летальные защитные чары, и они постарались нашуметь как можно больше, спускаясь по лестнице. Первой остановкой стала прачечная, где они облачились в белые южнобрекбиллские одежды и прикрыли наконец наготу.

Филиал казался бескрайним – настоящий лабиринт, где нужно выследить минотавра. Квентин провел рукой по стене. Гладкий камень, пропитанный отопительными чарами, запотел; запах подвальной сырости напоминал о прошлом визите сюда, когда они все вкалывали по восемнадцать часов в день, соблюдая наложенный на них Маяковским обет молчания. Ностальгии, по крайней мере, Южный Брекбиллс не навевал, притом Квентин слишком проголодался для каких-либо чувств.

Они слопали все, что нашлось на кухне, стараясь поскорей избавиться от ощущения птичьего клюва во рту. Квентин прекрасно понимал, что у Маяковского, если даже тот способен как-то помочь им, нет никаких причин это делать. Они не могут предложить ему никакой компенсации, кроме интересной задачи, беззастенчивой лести и строго, строго платонического присутствия красивой и умной девушки – когда они только собирались в путь, это казалось более убедительным.

Они не слышали, как он подошел. Маяковский просто возник в дверях, что твой призрак – мрачный, похмельный, давно не мытый. В щетине у него прибавилось седины, пузо стало чуть больше, ногти немного желтее, но в остальном он сохранился как нельзя лучше – климат, как видно, способствует.

Он не стал убивать их, лишь проворчал:

– Засек вас еще издали.

Одет он был в неподпоясанный халат, когда-то белую рубашку на пуговицах и очень короткие шорты, совсем не профессорские.

– Профессор Маяковский… Извините за вторжение, но мы работаем над одной интересной проблемой, и нам очень пригодилась бы ваша помощь.

Профессор отпилил грязным ножом черствую горбушку, намазал хорошо оттаявшим маслом и начал есть стоя. Видя, что он не собирается пасовать мяч обратно, Квентин продолжал разливаться насчет встроенных чар. Мы, мол, уже испробовали то и другое, и только вы один среди практикующих магов можете оказать нам содействие. Маяковский знай жевал, устремив в пространство водянистые, часто мигающие глаза.