Лев Гроссман - Земля волшебника

Голова, моргнув, откатилась прочь. Обрубок шеи торчал, словно каменный.

– Голем [18], – сказала Бетси, стоя над обезглавленным телом. – Так я и знала.

Да, но до схватки она явно не знала, с кем будет сражаться. Бетси дышала тяжело, как будто ее настигло все разом: вторжение в дом Пары, полет, падение, битва, саквояж, вся их едва не провалившаяся операция.

– А деньги где? – спросил Стоппард.

– Нет никаких денег, – ответил Квентин.

Теперь он все понял. Сначала их подловили золоторукие, потом кинули свои же – Бетси и птица. Никто и не думал платить им: их всех планировали убить.

То, о чем он мечтал – дом и Элис, – отодвинулось еще дальше, чем прежде.

Ну, хоть саквояж им остался, если только птица не вернется за ним. Квентин и не заметил, как она улетела.

Бетси, совершенно измочаленная, спрыгнула со стола. Колени у нее подгибались.

– Примерно этого я от них и ждала. – Квентин впервые увидел, что она совсем еще юная, никак не старше двадцати двух. – Не доверяй тому, у кого рук нет, – и тому, у кого они есть, тоже.

– Спасибо, что жизнь мне спасла, – сказал Стоппард.

– Пожалуйста. Со своей чуть не рассталась в процессе.

– Что за штука такая? – спросил Квентин.

– Это? Я здесь из-за него. Всегда хотела заполучить. Клинок, убивающий богов.

– Зачем тебе?

– Ты что, с богом никогда не встречался?

– В общем, да… я тебя понимаю.

Плам подобрала книгу, выброшенную Бетси из саквояжа. На кожаной обложке никаких обозначений, как будто это тетрадь для записей или дневник.

– Ты уверена, что бога можно убить? – спросила она.

– Вот попробую и сообщу тебе. Может быть. – Бетси сунула нож за пояс. – Пока, ребята, не ищите меня.

– И в мыслях нет, – сказал Квентин. – Береги себя, Бетси.

– Асмодея, чувак. Увидишь Джулию – скажи, что я пошла на лисью охоту.

Она повернулась и скрылась в ночи.

После отдыха в Барионе Элиот и Дженет перешли вброд Великую Соленую реку. Ее серовато-зеленая лента в полмили шириной и шести дюймов в глубину пересекала местность, как брошенный кем-то шланг. Миновали травянистый пригорок с белой фигурой: траву по ее контуру выпололи, обнажив меловую почву. Рисунок изображал человека с посохом, горизонтально воздетым над головой. Иногда он перемещался куда-нибудь, но сегодня был здесь – то, что он по-прежнему на посту, успокаивало.

Тропки в траве напоминали потертости на старом ковре. Луга с пересекающими их каменными стенами радовали глаз. Холмистый, неизменно живописный филлорийский пейзаж с плавно меняющимися оттенками красиво укладывался в рамки лесов или гор. Гряда облаков лежала над горизонтом ровно и четко, как из бумаги вырезанная.

– Ты посмотри только, – сказала Дженет. – Как будто всему этому не будет конца.

– Да уж.

Ему по-прежнему не верилось, что такая красота может исчезнуть с лица вселенной, что это всего лишь лихорадочный румянец умирающего мира.

С яркого солнца они въехали в сумрак Темного леса, где оказались во время первого посещения Филлори. Здесь, в отличие от Леса Королевы, разумом обладали не все деревья, а разумные предпочитали одиночество и не придерживались активной гражданской позиции.

Путники, желая символично замкнуть круг, провели утро в поисках точного места своей давней высадки. Там, помнится, было часовое дерево и овражек; король с королевой начали спорить, и у них испортилось настроение. Они не смогли найти даже таверну Двух Лун, куда зашли когда-то перекусить.

На следующее утро они снова выехали из леса на Часовые Пустоши, оказавшиеся огромной плоской равниной с редкой и чахлой порослью – самые высокие деревья едва доходили до пояса. Лес-бонсай, так сказать. Пустоши начинались сразу за лесом без какой-либо переходной зоны. Одна из особенностей Филлори, напоминающего рельефную карту.

Элиот еще ни разу не посещал Пустоши – как-то незачем было. Хорошо, что хоть теперь выбрался, потом поздно будет. Пустоши он, скорее всего, видит в первый раз и в последний. Сколько еще в Филлори мест, которые он никогда не видел и никогда уже не увидит?

– Вот, значит, какие они. – Слова порой ему изменяли.

– Я думала, они как-то… почасовее будут. – Дженет показала на ближайшее деревце топорищем без лезвия.

– Я тоже.

– Может, мы просто неправильно смотрим и сверху они типа гигантских часов.

– Непохоже что-то.

Тропинок здесь не было, да они и не требовались – редко растущие деревца вполне позволяли проехать. Элиот боролся с паникой и необходимостью срочно предпринять что-то. Шел шестой из назначенных Дженет дней, и этот недельный срок начинал казаться непререкаемым, как будто установился сам по себе.

Цель у них была, но не сказать чтобы очень определенная. Они ехали незнамо куда, ища незнамо чего, и ускорить процесс никакой возможности не было – если это вообще могло называться процессом. Чистое донкихотство или даже субдонкихотство.

Королевство за ветряную мельницу.

– Ночью меня посетила идея, как спасти мир, – сказала Дженет. – Совсем забыла про это, только сейчас вспомнила. Сказать?

– Конечно.

– Надо поохотиться на Белого Оленя, как Квентин. Поймать его или подстрелить, как там полагается. Тогда он должен будет исполнить три наших желания. Пожелаем, чтобы Филлори жило вечно, и дело с концом. Шалость удалась.

Элиот молчал.

– Ну признайся же…

– Да. Это то, что нам надо. Думаешь, олень способен исполнить такое желание?

– Без понятия, но попытаться-то стоит.

– Определенно. Мы сделаем это. Кровь из носу.

– Притом после спасения мира у нас останется еще два желания, по одному на нос. Ты чего хочешь?

– Вернуть Квентина.

– Ну, тогда я отправлю его обратно, – засмеялась она. – Псих же полный!

Вечером им пришлось выжечь на земле круг, чтобы поставить палатку. Деревья оказались огнеупорными и поразительно твердыми, но когда их все-таки подожгли, вспыхнули как ракетное топливо, посылая в ночное небо огненные фонтаны и запечатлевая их на сетчатке. Это создало праздничную атмосферу, вроде как на Четвертое июля, и путники допили остатки вина. После пары бутылок Дженет предложила устроить широкомасштабный лесной пожар – круто же. Элиот счел за лучшее воздержаться: с этим успеется и после спасения мира. Они вернутся сюда и подожгут Часовые Пустоши.

Наутро, в день седьмой, они увидели на горизонте купу деревьев нормального, не бонсайского, вида. С близкого расстояния стало видно, что деревья растут кольцом вокруг дома, стоящего посередине.

– Это что, тоже пустошь? – поинтересовалась Дженет. – Часовая или сама по себе?

Деревья были, все до одного, часовые – странное и очень красивое зрелище. Элиот никогда не видел больше одного разом, а Квентин предполагал, что во всем Филлори только одно и есть: просто оно перебегает с места на место, когда за ним не следят. Но тут их насчитывалось двенадцать, и все разные. Корявый дуб, стройная березка с квадратным циферблатом, корабельная сосна, несусветной толщины баобаб.