Лев Гроссман - Земля волшебника

Руперт сказал, что это большая древность. Может быть, это военные чары, способные помочь в борьбе с птицей? А вдруг они и Элис смогут вернуть?

Квентин принес тетрадь и стал читать заклинание. По лабиринту он теперь шел, не глядя. Труды по расшифровке нигделандской страницы не пропали даром: он запросто выстраивал замысловатую магическую риторику даже на тех языках, которые плохо знал. Старофиллорийский, например, он значительно подзабыл, а здесь еще приходилось разбирать сноски на предмет жестов.

Чем дальше он читал, тем меньше оправдывались его ожидания. Он думал, это будет что-нибудь воинское: сверхмощный щит, смертоносное оружие или комбинация того и другого. Что эти чары обеспечивают невидимость или насылают стихийные бедствия. Но ничего такого пока не предвиделось, и все в целом выглядело как-то неправильно.

До чего же эта бодяга длинная. Большинство заклинаний занимает максимум пару страниц, а тут добрых двадцать. В начале, конечно, идут обычные формальности, но кто знает, можно без них обойтись или нет.

Кроме того, заклинателю потребуется много разных материалов, в том числе весьма экзотических. Уйму времени и денег придется ухлопать. Хуже, чем снятие встроенных чар (которое они так и не применили в итоге).

Хотя определенное изящество во всем этом тоже присутствует. Под нагромождением разных выкрутасов просматривается сложная кольцевая структура: поздние стадии смыкаются с ранними, один эффект усиливается другим – красиво по-своему.

Квентин начинал даже думать, что заклинание служит для вызова неких темных сил наподобие какодемонов Фогга. Не сродни ли оно тому, которое привело Джулию и ее друзей к катастрофе?

Хотя нет, не похоже. С такой магией он вообще встречался впервые, и пальцы у него чесались поскорее начать. Квентин вышел из лабиринта и отыскал Плам.

– Я тут почитал заклинание, которое твой прадед оставил.

– Угу…

Плам, стоя на стремянке в подвале, проделывала нечто сложное с балками.

– Интересная штука.

– Могу представить.

– Я ничего подобного еще не видал.

– Угу… – Балка застонала под нажимом ее ладони, и весь дом слегка дрогнул. – Эти мне несущие конструкции.

– Не возражаешь, если я продолжу им заниматься?

– Благословляю тебя на подвиг.

– Сама не хочешь взглянуть?

Она потрясла головой.

– Я вообще это прочесть не могу, а ты?

– Более-менее.

– Вот и давай. Держи меня в курсе.

– Ладно.

Квентин понемногу начал готовиться. Стерильность здесь требовалась не хуже, чем в полупроводниковой промышленности, поэтому он очистил верхний этаж всеми известными ему способами. Вытряс всю пыль из стен, балок и прочего. Убрал эту пыль. Нехотя стер мокрой тряпкой отслуживший свое меловой лабиринт. Телепортировал по лестнице пару больших столов, покарябав стенки – не рассердилась бы Плам. В дверь они не прошли, пришлось их разбирать на площадке.

Когда приступаешь к делу по-настоящему, заклинание разбивается примерно на двадцать частей, долженствующих проделываться внахлест, а то и одновременно. Некоторые можно произнести загодя, но основная часть требует молниеносной скорости. Трудно удержать все это в голове, но, как сказал Стоппард, «дайте только ботану время и отдельное помещение».

Под колпаком волшебного камуфляжа Квентин стал выбираться в город. Шаткие полки верхнего этажа постепенно заполнялись старыми книгами: справочниками, определителями растений, атласами и магическими фолиантами в кожаных переплетах, покрытых трещинами, как глинистая корка в пустыне. Столы, в свою очередь, заселялись асимметричными склянками и причудливыми инструментами, стальными и медными. Занимаясь технической стороной, Квентин попутно вникал и в сокровенный смысл заклинания.

Оно, похоже, предназначалось для манипуляций с пространством и временем, для создания новых единиц из уже существующих. Одна его часть раздувала пространство, как шар, другая формировала, третья укрепляла границы и гарантировала, что обратно оно не сдуется, – иначе говоря, высасывала из него энтропию и принудительно организовывала материю. В процессе этого с новым пространством происходил целый ряд превращений, почти незаметных или отменяющих предыдущие. Удлинялся также список частей, имеющих отношение к ботанике, погоде, воде, ветрам и лепке живого камня. Вся эта головоломка выглядела как попытка переустановить основные физические параметры вселенной: элементарный заряд, скорость света, постоянную силы тяжести. От заклинания, при всех его хитросплетениях, веяло чем-то первобытным, стихийным. Это была реликвия иного века, иного мира, пролежавшая втуне не меньше тысячи лет, но в грандиозности ее сомневаться не приходилось. Квентин никогда еще не занимался чародейством такого масштаба и знал, что его ждет трудное испытание. Ловкому странствующему фокуснику, которым он был до сих пор, предстояло стать настоящим мастером.

Как-то утром его разбудила гроза. Думая, не заснуть ли снова, он вдруг увидел все заклинание целиком, как будто оно только и дожидалось, чтобы маг оставил его в покое. Оно мерцало перед ним во всей полноте, и все его части работали, как один механизм.

К войне оно никакого отношения не имело. Эти чары не защищали, не скрывали из виду, не убивали и не делали орудием убийства что-то другое. Элис они тоже вернуть не могли: они служили, так сказать, для сотворения мира.

Квентин не сдержал смеха. Да, смешно, да, безумно – но то, что видел, развидеть уже нельзя. Сюжетная нить вилась через все параграфы, статьи и подпункты, как спираль ДНК. Эта штука могла создать свой отдельный маленький мир. Не космическим путем, не громовым ударом с Олимпа – гораздо тоньше. Больше всего это похоже на семечко из тех, что прорастают из трещин на тротуаре, но при этом вмещающее в себя пески, дожди, звезды и все, что нужно. Зародыш нового мира, спрессованный в слова на пергаменте. Если сделать все правильно, семя раскроется и распустится в тайный сад где-нибудь подальше отсюда.

Мысленно Квентин уже видел этот мир, свежий и никем не открытый. Зеленые поля, глубокие тихие озера, тени облаков разворачивались перед ним, как на гравюре Маурица Эшера – как Земля в те дни, когда он был диким гусем. Птицы порхали в кустах, по лесу бродили олени. Этим миром нельзя владеть, нельзя править, о нем можно только заботиться. Служить при нем управляющим.

Лежа в утреннем сумраке, Квентин совсем забыл о птице и о деньгах. Это больше не имело значения. Забыл о Брекбиллсе и даже об Элис на минуту позволил себе забыть. Что за чудо эта новая магия, наполовину волшебство, наполовину искусство. Он слишком много времени провел в поисках волшебного королевства – теперь он создаст его сам.