Лев Гроссман - Земля волшебника

– Чья же тогда?

Он пожал плечами. Плам страшным усилием воли удержалась, чтобы не замурлыкать «Моя земля и твоя».

– Создали-то ее мы.

– Ну да. Пойдем посмотрим, кто лампу скинул?

– Пошли.

На середине лестницы он остановился, прислушиваясь.

– Мне почему-то кажется, что нас дурят. Постой-ка здесь, я сейчас.

– Его последние слова.

Квентин опять сбежал вниз и застыл, глядя на что-то, чего Плам не видела.

– Блин.

– Что там у тебя? – Он мог и не отвечать: на полированных лестничных перилах заиграли голубые сполохи, хорошо знакомые Плам.

– Беги!

В Брекбиллсе, спасая ее от призрака, Квентин держался на удивление спокойно – и пока заклинание творил, тоже, – но теперь откровенно струхнул. Он несся к ней по ступенькам с совершенно белым лицом.

– Да беги же!

Он сбил бы Плам с ног, если б она тоже не рванула наверх. Откуда здесь это? Ее как будто настиг страшный сон из реального мира. Или она сама пришла в этот сон.

На втором этаже длинноногий Квентин догнал Плам, схватил за руку, чуть не выдернув ее из сустава, и потащил за собой. На бегу он ударился ногой о скамейку – болело, должно быть, зверски.

– Давай быстрей!

На третьей площадке он задержался и пустил через ее плечо чары. Плам в лицо полыхнуло жаром. Они домчались до мастерской и влетели обратно в реальный мир.

Плам, захлопнув красную дверь, выпустила наконец свое блокирующее заклятие, о котором совсем забыла. Воздух перед дверью заколебался.

Они смотрели друг на друга, тяжело переводя дух.

– Она. Может. Пройти, – вымолвил Квентин – не столько перепуганный, сколько потрясенный, как разглядела Плам. Как будто он сейчас заплачет или его стошнит – она очень надеялась, что этого не случится. И зачем они только это затеяли! Всем известно, что древние заклинания выпускают на волю всяческие первобытные ужасы. Идиоты самонадеянные.

– Как она попала-то сюда? – выговорила Плам. Квентин молчал. На его лице смешались грусть, счастье и ужас.

Он так и не заснул в эту ночь. Честно попытался – ночью ведь надо спать, – но не смог. Пару часов он просто смотрел в потолок; в голове грохотало, как в барабане, где сушится обувь. Потом, в три утра, встал, оделся и поднялся на четвертый этаж.

С полчаса он стоял перед красной дверью, подрагивая коленкой и до боли сжимая челюсти. Потом начал ограждать себя чарами, усиливать рефлесы и так далее – все, о чем мог вспомнить перед возвращением в зазеркалье.

Все это, скорее всего, делалось зря. Элис и в бытность человеком была сильнее его, а теперь и вовсе перешла на другую шкалу. Подключилась к магистральной линии.

Может, это заклинание ее вызвало и она теперь заключена в зазеркальном доме? Неудавшееся, казалось бы, заклинание в то же время сработало лучше некуда. Он не понимал, как это случилось, но именно этого он и хотел. Он создавал новый мир, но так еще лучше. Она вернулась в его Эдем в виде змея. Момент настал.

Элис, конечно, будет бороться с ним, ведь она хотела совсем не этого. Чего же тогда? Кто знает. Являться ему, насмеяться над ним, помучить его, убить. Но нужно ей одно: снова стать человеком.

У нее своя нужда, у него своя. Ему просто необходимо снова увидеть этого человека – единственного, с кем он чувствовал себя легко и свободно. Надо бы сначала поспать, поесть, обсудить это с Плам, но вопрос в том, сколько ему отпущено времени. Ниффины очень капризные существа; если Элис уйдет теперь, он, возможно, никогда уже ее не увидит. А Плам, конечно, будет его отговаривать.

Квентин, не чувствуя ни малейшей усталости, смотрел на красную дверь и пытался представить себе прежнюю Элис. Помнит он ее или просто гонится за призраком призрака, порождением собственной памяти? Семь лет прошло после ее гибели – дольше, чем он знал ее во плоти. Что, если от нее осталась только придуманная им Элис? Кого он собирается возвращать?

Твердо вознамерившись это выяснить, Квентин открыл дверь, но за порог не ступил. Комната-отражение с окнами-зеркалами осталась на месте. Он сел, поджав ноги, на пол и стал ждать.

Через десять минут появилась Элис. Она плыла в профиль к нему, слегка волоча ноги, безмолвная и зловещая, как акула в аквариуме. Его она не видела – а может быть, просто не трудилась повернуть к нему голову.

Когда она пропала из виду, он встал, выждал еще пять минут и вошел. За дверью стояла все та же полная тишина – ни одно дуновение снаружи не проникало в зеркальные окна. На краю поля зрения, как телевизор с выключенным звуком, мерцало зеркало ванной, в котором по-прежнему шел густой снег.

Квентин, качаясь с пятки на носок, постоял на верхней площадке. План? Какой тут может быть план. Никто еще не возвращал злому духу человеческий облик. Элис на этот раз не являлась долго. Он уже думал, не позвать ли ее, но тут услышал в нижней комнате звуки, как будто там катали по ковру маленький, но тяжелый предмет. Лестницу озарило голубое сияние. Все намерения, слова и чары тут же вылетели из головы, и Квентин зашагал назад к двери. Он больше не управлял своими ногами: они сами несли его, как биокиберпротезы.

Вот что значит бояться за свою жизнь. Квентин снова остановился у самой двери. Так что же делать? Может, просто крикнуть: «Очнись! Вспомни, кто ты есть! Мне надо поговорить с Элис!» Вся штука в том, что монстры никогда не признают себя монстрами.

Не успел он об этом подумать, как она просочилась сквозь пол. Квентин, как атлет, рванул вниз по лестнице, слыша за собой смех – до жути знакомый, но холодный и механический, как будто кто-то выстукивал его по стеклу.

Видя, что она плывет следом, он отступил в зазеркальный вариант спальни Плам. Нет, это все-таки не Элис, не совсем Элис. Расплывается временами, как голограмма низкого разрешения.

Волосы невесомым облаком парили над ее головой, голубые губы и зубы словно навек застыли в улыбке. Может, ниффином быть кайфово, кто его знает. Она проследовала за ним до первого этажа и обратно на третий. Не спеша, но ускоряясь с ним вместе, словно это входило в правила. Квентин посмеялся бы, не гонись за ним голубой демон, способный испепелить человека одним касанием – а может, и не касаясь. Демон, беспрепятственно проходящий сквозь полы, стены и потолки.

Но вот что самое странное: он понемногу входил во вкус этих сюрреалистических догонялок. Это, несмотря ни на что, была Элис – искаженная, мутировавшая, но Элис. Не она и не совсем не-она. Земная девушка теперь преобразилась в чистую магию, в силу и в гнев, но он всегда любил эти главные ее качества, гнев и силу.

Он мог бы вечно убегать от нее, лишь бы в тупик не впаяться. Как будто это он призрак, а она Пакман [22]в мире привидений (голубые призраки, кстати, даже Пакману не давали себя сожрать). Скоро ли она потеряет терпение и примется за него? Точно с акулами плавать, но акулы-то известно чего хотят, а вот ниффины…