Стивен Кинг - Воспламеняющая

Рейнберд оставил идентификационную карточку в соответствующей ячейке и прошел в комнату отдыха уборщиков, чтобы выпить кофе перед началом рабочего дня. Кофе ему совершенно не хотелось, но его смена еще не началась. А он не мог позволить себе выказывать излишнее рвение: хватало и того, что Нортон обратил внимание на его слишком ранний приход на работу и проехался по этому поводу.

Он налил кружку мутной жижи из кофеварки, сел. Хорошо, что никто из этих тупиц еще не пришел. Рейнберд сидел на скрипучем пружинном сером диване и пил кофе. Его изуродованное лицо (Чарли лишь искоса глянула на него, не выказав ни малейшего интереса) оставалось спокойным и бесстрастным, зато мысли летели, анализируя сложившуюся ситуацию.

Здешние сотрудники напоминали желторотых взломщиков в офисе супермаркета, о которых рассказывал Раммаден. Они гладили девочку по шерстке, но делали это не из любви к ней. Рано или поздно они решат, что подобная тактика ни к чему не приведет, а когда методы «мягкого» воздействия иссякнут, попытаются взорвать сейф. И – Рейнберд нисколько в этом не сомневался – «угробят деньги», как язвительно выразился Раммаден.

Он уже видел предложение «легкого шокового воздействия» в отчетах двух докторов, и одним из них был Пиншо, к которому Хокстеттер прислушивался. Видел и служебную записку, так напичканную специальными терминами, что казалось, будто она написана на иностранном языке. В переводе все сводилось к простой мысли: если девочке покажут, как ее отец страдает, она сломается. Рейнберд имел на этот счет иное мнение: если она увидит отца, подключенного к аккумулятору «Делко», выплясывающего со вставшими дыбом волосами быструю польку, то спокойно вернется в свое жилище, разобьет стакан для воды и проглотит осколки.

Но сказать такого он им не мог. За Конторой, как за ФБР и ЦРУ, тянулся длинный шлейф «угробленных денег». Если не удается получить желаемое под эгидой помощи иностранным государствам, приходишь с автоматами и гелигнитом и убиваешь ублюдка. Пропитываешь цианидом сигары Кастро. Безумие, конечно, но им об этом лучше не говорить. Они видели только РЕЗУЛЬТАТЫ, сверкающие и мерцающие, как мистический лас-вегасский джек-пот. Поэтому они «гробили деньги», а потом стояли с зелеными обрывками, которые сыпались между пальцами, и недоумевали, как же такое могло случиться?

Начали подтягиваться другие уборщики, шутили, хлопали друг друга по плечам, говорили о вчерашних удачных бросках, женщинах, автомобилях, о том, что надо бы нажраться. Обо всем этом они говорили всегда и собирались говорить до конца света, аллилуйя, аминь. От Рейнберда они держались подальше. Рейнберда они не жаловали. Он не играл в боулинг, не хотел говорить о своем автомобиле, да и внешне напоминал беглеца из фильма о Франкенштейне. Присутствие Рейнберда их нервировало. И правильно: если бы кто-нибудь хлопнул Рейнберда по плечу, тот уложил бы его на месте.

Он достал кисет с табаком «Ред мен», листок папиросной бумаги, свернул сигарету. Сидел, курил и ждал начала смены, чтобы направиться в жилище девочки.

Если на то пошло, он давно не ощущал себя таким энергичным, таким бодрым. Понимал это и испытывал по отношению к девочке чувство благодарности. Сама того не зная, она на какое-то время вернула ему вкус к жизни: обострила чувства, позволила лелеять надежды. Благодаря ей он с нетерпением ждал каждого следующего дня. Его радовало, что она оказалась крепким орешком. Он знал, что в конце концов расколет ее (попадались легкие орешки и крепкие орешки, но не существовало невскрываемых орешков). Он заставит ее танцевать перед ними, чего бы это ни стоило, а когда они с ней закончат, убьет и посмотрит ей в глаза в надежде поймать искру понимания, послание, которое она отправит, уходя в мир иной, каким бы он ни был.

А пока Рейнберд собирался наслаждаться жизнью.

Он затушил окурок и поднялся, готовый к работе.

Грозовые облака накапливались. К трем часам дня черное небо низко нависло над лонгмонтской штаб-квартирой Конторы. Гром гремел все громче, вселяя уверенность, что дождя не избежать, заставляя людей в это поверить. Садовники убрали газонокосилки. Из внутренних двориков обоих особняков унесли столы. На конюшне два конюха пытались успокоить лошадей, которые нервно вздрагивали и переминались в стойлах при каждом раскате грома.

Гроза началась около половины четвертого. Разразилась внезапно, как выстрел, и яростно обрушилась на землю. Дождь почти сразу сменился градом. Ветер дул с запада, но в мгновение ока изменил направление на противоположное. Молнии сверкали мощными сине-белыми вспышками, оставляя запах разбавленного бензина. Порывистый ветер закручивал воздух против часовой стрелки, и в вечерних новостях показали маленький торнадо, который едва разминулся с центром Лонгмонта и по пути снес крышу торгового центра «Фото-Квик».

Штаб-квартира Конторы держалась неплохо. Два окна вышибло градом, вихрь вырвал из земли низкий забор, окружавший затейливую маленькую беседку на дальней стороне утиного пруда, и отбросил ярдов на шестьдесят, но этим повреждения и ограничились (если не считать сломанных ветвей и растерзанных клумб, добавивших работы департаменту благоустройства территории). От громов и молний сторожевые собаки носились как угорелые между внешним и внутренним заборами, однако быстро успокоились, как только буря пошла на спад.

Основной ущерб причинило отключение электричества, случившееся после града, дождя и ветра. Целые районы восточной Виргинии оставались без света до полуночи в результате попадания молний в электростанции Роуэнтри и Бриски. Последняя обслуживала и штаб-квартиру Конторы.

В своем кабинете Кэп Холлистер раздраженно поднял голову, когда погас свет и смолк мерный, ненавязчивый гул кондиционера. Последовало около пяти секунд густого сумрака – результат отключения электричества и низкой облачности. За это время Кэп успел пробормотать: «Черт побери», – и задаться вопросом, что случилось с их резервной системой подачи электроэнергии.

Он посмотрел в окно и увидел, что молнии сверкают практически без перерыва. Тем вечером один из стоявших на вышке часовых скажет жене, что видел, как шаровая молния размером с два сервировочных блюда прыгала между наружным забором, находившимся под низким напряжением, и внутренним, который находился под высоким.

Кэп потянулся к телефонному аппарату, чтобы узнать, что с электричеством, но лампы вспыхнули. Загудел кондиционер, и вместо того чтобы снять трубку, Кэп взял карандаш.

Тут свет снова погас.

– Дерьмо! – Кэп отбросил карандаш и все-таки взялся за телефонную трубку, надеясь, что свет вспыхнет до того, как у него появится шанс надрать кому-то зад. Свет его надежд не оправдал.