Дэн Симмонс - Друд, или Человек в черном

– Спасибо, Чарльз, – сказал я.

– Вы позволите задать вам несколько вопросов и внести несколько несущественных предложений? – спросил Диккенс, расхаживая взад-вперед перед открытыми окнами.

– Ну конечно же! Конечно! – горячо ответил я. – Помимо того что вы являетесь моим редактором в «Круглом годе», вы слишком много лет были моим соавтором и литературным собратом, чтобы сейчас я пренебрег возможностью извлечь пользу из ваших мудрых советов, Чарльз.

– Хорошо. Тогда насчет ключевого сюжетного поворота, – сказал Диккенс. – Вам не кажется, что, заставляя нашего героя Франклина Блэка совершать кражу алмаза как под воздействием лауданума, пусть и подлитого в вино тайно, так и под месмерическим внушением индусских факиров, вы впадаете в некоторое излишество? Я вот о чем: ведь индусы, встреченные им на лужайке, не могли знать, что наш мистер… как там его зовут?

– Кого? – Я уже достал карандаш и приготовился делать беглые заметки на обратной стороне одной из страниц рукописи.

– Врача, который под конец умирает с отшибленной памятью.

– Мистер Канди.

– Точно, – кивнул Диккенс. – В общем, я хочу сказать лишь, что индусы, случайно встреченные той ночью на территории поместья, едва ли могли знать, что мистер Канди шутки ради подольет в вино Франклина Блэка опиум. Разве не так?

– Ну… пожалуй, – согласился я. – Да, они не могли знать этого.

– В таком случае два объяснения произошедшему – тайно подлитый в вино лауданум плюс месмерический магнетизм встреченных на лужайке индусских мистиков – это несколько чересчур.

– Чересчур?

– Я имею в виду, милейший Уилки, что вполне достаточно либо одного, либо другого фактора, чтобы Франклин Блэк совершил кражу в сомнамбулическом сне, – разве не так?

– Да… вы правы, – сказал я, торопливо записывая несколько слов.

– И не кажется ли вам, что читатель получит гораздо больше пищи для воображения, если бедный мистер Франклин Блэк похитит алмаз из шкапчика своей возлюбленной в попытке уберечь драгоценность, а не под злотворным влиянием индусов?

– Хмм… – протянул я.

Это низводило мой Большой Сюрприз до случайного стечения обстоятельств. Но вполне могло сойти.

Не дав мне времени высказаться, Диккенс продолжил:

– А эта странная хромая служанка… извиняюсь, как ее зовут?

– Розанна Спирман.

– Да, отличное имя для столь странного, душевно смятенного персонажа – Розанна Спирман. Вы упоминаете в самом начале, что она… ну… что леди Вериндер взяла ее в услужение из… из исправительного заведения?

– Совершенно верно, – подтвердил я. – Мне воображается, что Розанна содержалась в некоем учреждении, очень похожем на ваш «Юрейниа-коттедж», основанный вами при содействии мисс Бердетт-Кутс около двадцати лет назад.

– Ага. Я так и понял, дорогой Уилки, – промолвил Диккенс, по-прежнему улыбаясь и расхаживая взад-вперед. – Но ведь я брал вас с собой в «Юрейниа-коттедж». Вы прекрасно знаете, что там содержатся одни только падшие женщины, получившие возможность начать новую жизнь.

– Розанна Спирман как раз из таких, – сказал я.

– Безусловно. Но просто немыслимо, чтобы леди Вериндер или любая другая дама равно высоких нравственных достоинств могла взять в услужение Розанну, зная, что в прошлом она была… уличной женщиной.

– Хмм… – снова протянул я.

Я-то именно и ставил целью показать Розанну исправившейся уличной женщиной. Это объясняло как безнадежную страстную влюбленность служанки в мистера Франклина Блэка, так и эротический подтекст влюбленности. Однако трудно было спорить с тем, что столь утонченная особа, как моя вымышленная леди Вериндер, никогда не взяла бы в услужение проститутку, пусть даже вставшую на праведную стезю. Я сделал заметку на странице рукописи.

– Воровка, – произнес Диккенс уверенным тоном, столь для него характерным. – Вам нужно сделать бедную Розанну бывшей воровкой – тогда у сержанта Каффа останется возможность опознать ее, но не как уличную женщину, а как арестантку, в свое время сидевшую у него в тюрьме.

– По-вашему, воровство менее греховно, чем проституция? – спросил я.

– Конечно, Уилки, конечно. Сделайте Розанну уличной женщиной, пусть совершенно исправившейся, – и дом леди Вериндер будет осквернен. Сделайте ее бывшей воровкой – и читатель увидит великодушие леди Вериндер, которая пытается помочь бедняжке, предоставив возможность зарабатывать на жизнь честным трудом.

– Точно! – воскликнул я. – В самое яблочко! Я отмечу здесь, что надо пересмотреть прошлое Розанны.

– Еще остается проблема с преподобным Годфри Эбльуайтом.

– Я и не понял, что преподобный Эбльуайт пришелся вам не по вкусу, Чарльз. По ходу чтения вы смеялись и приговаривали, что вам нравится разоблачительный портрет этого отъявленного лицемера.

– Так и есть, Уилки! Очень даже нравится! И читателям понравится. Дело не в самом персонаже, которого вы превосходно изобразили лицемером, карьеристом и охотником за приданым, а в его титуле.

– Преподобный?

– Вот именно. Хорошо, что вы сами понимаете проблему, друг мой.

– Признаться, я не вполне понимаю, Чарльз. Ведь изобличение ханжества и лжи производит особо сильное впечатление, когда речь идет о лице духовного звания и…

– Безусловно, вы правы! – вскричал Диккенс. – Все мы знаем таких вот двуличных священнослужителей – они всячески делают вид, будто творят добро, но в глубине души пекутся единственно о собственном благе, – однако ваше обвинение не утратит своей обличительной силы, коли мы предъявим его мистеру Годфри Эбльуайту.

Я начал было записывать замечание, но почти сразу остановился и потер лоб.

– Нет, получается как-то… бледно, невыразительно, совсем не остро. А что, если сделать преподобного Годфри председателем различных благотворительных дамских обществ? Тогда еще лучше прозвучит моя замечательная фраза: «Он был священник по профессии, дамский угодник по темпераменту и милосердный самаритянин по собственному выбору». Вы же сами рассмеялись в голос, когда я процитировал ее вам менее часа назад.

– Да, Уилки. Но она прозвучит ничуть не хуже, если вы замените священника на… ну, скажем, адвоката. Таким образом, мы пощадим чувства многих тысяч наших читателей, ничем не повредив вашему восхитительному сюжету.

– Я не уверен… – начал я.

– Сделайте пометку, Уилки. И пообещайте подумать о моем предложении в процессе завершения работы над романом. Уверяю вас, любой добросовестный редактор любого популярного журнала вроде нашего счел бы нужным обсудить с автором подобный момент. Если бы вы сами издавали чужое произведение – наверняка подняли бы вопрос о разжаловании преподобного Годфри Эбльуайта в мистера Годфри Эбльуайта…