Дэн Симмонс - Друд, или Человек в черном

– Я не уверен… – снова начал я.

– А еще, дорогой Уилки, надо бы определиться с заглавием романа… – продолжал Диккенс.

– Ага! – воскликнул я, оживляясь. – И какое вам больше нравится, Чарльз? «Змеиное око» или «Око змея»?

– На самом деле ни одно, ни другое, – ответил он. – По тщательном размышлении, друг мой, я нашел оба придуманных вами названия несколько сатанинскими и недостаточно удачными с коммерческой точки зрения.

– Сатанинскими?

– Ну, око змея . Вызывает библейские ассоциации, Уилки.

– Как и ассоциации, связанные с языческой Индией, дорогой Чарльз. Я проштудировал уйму книг о различных индусских культах…

– Среди них есть культ поклонения змею?

– Я покамест такого не нашел, но индусы поклоняются… всему подряд. У них в чести обезьяньи боги, крысиные боги, коровьи боги…

– И конечно же, змеиные боги, согласен с вами, – миролюбиво сказал Диккенс. – Но все равно такое название наводит на мысль о райском саде и змее-искусителе – то есть о дьяволе. А очевидная отсылка к алмазу Кохинор делает любые подобные ассоциации совершенно неприемлемыми.

Я впал в совершенное замешательство, ибо понятия не имел, о чем говорит мой друг. Однако, вместо того чтобы разразиться сумбурной речью, аккуратно налил еще воды в стакан, отпил несколько глотков, а потом спросил:

– В каком смысле неприемлемыми, дорогой Диккенс?

– Ваш драгоценный камень – алмаз, или как там вы ни назовете его в конечном счете, – явно имеет своим прототипом Кохинор…

– Да? Возможно. Ну и что?

– Вы, несомненно, помните, друг мой, – во всяком случае, в ходе своих исследований наверняка выяснили, – что подлинный Кохинор родом из местности под названием Гора Света в Индии. Согласно устойчивым слухам, имевшим хождение еще до появления Кохинора на наших берегах, на всех драгоценных каменьях и прочих предметах материальной культуры из упомянутой выше местности лежит проклятье и они приносят несчастье своим владельцам.

– Да? – повторил я. – Такие глубинные ассоциации в полной мере оправдывают название «Око змея»… или «Змеиное око».

Диккенс остановился и медленно покачал головой.

– Нет, если мысль о подобном проклятье связывается в сознании нашего читателя с королевской семьей, – негромко проговорил он.

– А… – Я хотел произнести междометие неопределенным, задумчивым тоном, но оно прозвучало сдавленно, словно в горле у меня застряла куриная кость.

– Несомненно, вы помните, Уилки, что́ произошло через два дня после прибытия камня в Англию и за шесть дней до того, как он был преподнесен в дар ее величеству.

– Смутно.

– Ну, вы тогда были совсем еще молодым человеком, – сказал Диккенс. – Некий Роберт Пейт, отставной лейтенант гусарского полка, напал на королеву.

– О господи!

– Да-да. Ее величество не пострадала, но общественность моментально связала едва не случившуюся трагедию с алмазом, предназначенным в дар королевской семье. Сам генерал-губернатор Индии счел нужным опубликовать в «Таймс» открытое письмо, объясняющее всю нелепость подобных суеверий.

– Да, – промолвил я, продолжая бегло делать записи. – Я читал биографию лорда Дальхаузи в библиотеке «Атенеума».

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – сказал Диккенс тоном, который показался бы мне сухим, будь я настроен покритичнее. – И с Кохинором связано еще одно страшное событие – смерть принца Альберта.

Я перестал писать.

– Что? Он умер всего шесть лет назад, через одиннадцать лет после того, как камень прибыл в Англию и демонстрировался на Всемирной выставке. Кохинор был распилен на несколько частей в Амстердаме задолго до кончины Альберта. Какая связь может существовать между этими двумя событиями?

– Вы забываете, дорогой Уилки, что принц-консорт являлся организатором и главным меценатом Всемирной выставки. Именно он предложил выставить Кохинор на странном почетном месте в Большом зале. Ее величество, разумеется, по сей день носит траур, и иные из приближенных говорят, что порой она в глубоком своем горе винит индийский камень в смерти возлюбленного супруга. Так что сами понимаете: мы должны проявить осторожность при выборе названия книги во избежание любых ассоциаций между Кохинором, приносящим несчастье королевской семье, и нашей вымышленной историей.

Я не пропустил мимо ушей местоимения «мы» и «нашей». В свою очередь, взяв сухой тон, я осведомился:

– Если не «Око змея» и не «Змеиное око»… какое, по-вашему, название подойдет к истории об алмазе, изначально вставленном в глазницу статуи индусского змеиного бога?

– О! – беспечно воскликнул Диккенс, присаживаясь на край стола и по-редакторски снисходительно ухмыляясь. – Я думаю, мы запросто можем отказаться и от змеиного бога, и от ока. Как насчет названия, звучащего менее эффектно и одновременно более завлекательно для женской части читающей публики?

– Мои книги всегда пользовались популярностью у женщин, – холодно заметил я.

– Истинная правда! – воскликнул Диккенс, хлопнув в ладони. – Никто лучше меня не знает о триумфальном успехе вашей «Женщины в белом». На каждую сотню читателей, с нетерпением ждавших очередных выпусков вашего романа, пришелся лишь один читатель, проявлявший равный интерес к моему «Общему другу», который продавался гораздо хуже.

– Ну, я бы так не сказал…

– Как вам название… «Лунный камень»? – перебил Диккенс.

– «Лунный камень»? – тупо повторил я. – Вы предлагаете написать о камне, привезенном с Луны, а не из Индии?

Диккенс от души рассмеялся обычным своим заливистым, мальчишеским смехом.

– Отличная шутка, дорогой Уилки. Но если серьезно… название вроде «Лунного камня» возбудит интерес у особ женского пола – во всяком случае, уж точно не оттолкнет их. И оно звучит таинственно и романтично, без всякой тени кощунства или дьявольщины.

– Лунный камень, – пробормотал я, прислушиваясь к звучанию слов; после «Ока змея» (или «Змеиного ока») заглавие казалось ужасно пресным и бесцветным.

– Замечательно! – воскликнул Диккенс, поднимаясь на ноги. – Мы велим Уиллсу внести в проект договора это название в качестве предварительного. Повторяю, в кратком изложении ваш роман привел меня в такой же восторг, в какой, несомненно, приведет чтение полностью или почти законченного произведения. Превосходная история, изобилующая самыми неожиданными сюжетными поворотами. Ваша придумка с хождением во сне под воздействием опиума, когда сам герой похищает камень и впоследствии ничего не помнит, это гениально, Уилки, просто гениально.

– Спасибо, Чарльз, – повторил я, вставая и убирая карандаш в карман. В голосе моем уже не слышалось прежнего энтузиазма.

– Пора на прогулку! – объявил Диккенс, направляясь к вешалке в углу комнаты за тростью и шляпой. – По такой чудесной погоде я думаю проделать путь до самого Рочестера и обратно. В последнее время вид у вас цветущий. Вы со мной?