Марьяна Романова - Болото

– Лариса сказала, его к болоту отнесли, – отважился на прямой конфликт Максим.

Яков только вздохнул:

– Она всем так говорит. На самом деле мальчик во сне задохнулся. Говорят бывает такое… Но я уж не знаю, что и думать. Стараюсь не думать об этом вообще. Лариса так боялась его. И ненавидела… Но ладно, дело давнее, что об этом вспоминать. Сына не вернешь….

– А что случилось три года назад? Вы начали рассказывать…

– Да, да… Лариса спокойной стала, поправилась даже. Расцвела. А тут у соседки одной нашей беда – муж ногу сломал. Операцию ему сделали, ногу к кровати привязали. Семья три месяца без кормильца. Пришлось ей самой как-то крутиться, а там двое детей маленьких. Девочка, пять лет ей тогда было, и мальчик, маленький, годик с небольшим. Едва ходить научился. Все так смешно притоптывал и за юбки моей Лары цеплялся, доверчивый.

У Рады все онемело внутри – что-то завораживающее было в интонации этого Якова, как будто бы он не просто слова произносил, а правильно подобранными отмычками отпирал ее сердце, чтобы впустить туда тревогу и черноту.

– И Лариса сама предложила – давай я твоих деток нянчить буду, а ты мне немного денег на конфеты подкинешь. Все равно так дешево не найдешь сиделку нигде. Соседка с радостью согласилась. И целых три дня нарадоваться не могла. Лара с раннего утра придет, и кашу сварит, и разбудит детей, и накормит, и оденет, и поиграет. Я сам удивился, до чего ловко у нее получается – да девка как будто бы рождена матерью быть. Уже и мечтать, старый дурак, начал… Да вот только на четвертый день, после обеда уже, страшный вопль из дома соседкиного раздался. Даже непонятно, кто кричит – как будто бы с кота кожу живьем сдирают. У нас дома плотно друг к другу стоят, мы все как одна семья большая. Все услышали, все прибежали. И такое увидели, что до сих пор вспоминать тошно…

Яков помолчал. Его глаза были влажными, как у многих пожилых. Накопившаяся за жизнь усталость и горечь.

– Влетаем в дом… Лариса сидит на полу, руками лицо закрыла и рыдает. Старшей девочки нет, как испарилась – ее потом в подвале, обезумевшей от страха нашли. А на печи стоит бак большой, в котором белье кипятят обычно, и из него рука детская торчит… Лариса потом объясняла – кипятила белье, мальчик на руках у нее крутился, вывернулся и упал в воду. Не удержала. Вытащить его пыталась – у нее и правда все руки в ожогах были, и до сих пор остались следы… Она в полиции все это повторяла… Суд был. Отпустили ее. А девочка старшая потом рассказала, что Лариса нарочно ее брата в кипяток бросила.

– Хватит, – перебил его Максим. – Мы вас услышали. Я поговорю с Ларисой и сам решу, что делать.

– А меня в дом не позовете? – как будто удивился Яков.

– Сами согласитесь – я не знаю, кому из вас верить. Приезжайте вечером, разберемся.

– Хорошо, – легко согласился тот. – Тогда часов в восемь загляну. Только вы за Ларой моей приглядывайте. И детей, – он усмехнулся и посмотрел своими прозрачными синими глазами в лицо Рады, словно мысли ее читал. – И детей своих наедине с ней не оставляйте.

За те короткие секунды, что Рада бежала по крыльцу, молотила кулаками в дверь, все самые ужасные сценарии пронеслись перед ее глазами – необратимость мертвых родных лиц, внутренний эшафот, который становится пыткой любому, кто по неосторожности впускает в жизнь такого уровня беду.

Максим бежал за ней, сдерживая – и Рада злилась на него, потому что ей казалось – мужу больше за ее психику страшно, чем за жизнь детей.

Дверь открыла Яна, и она была напугана, но еще больше ее смутило поведение матери – как та бросилась к ней, обняла и прижала к груди; между ними очень давно не было физического контакта. Яна не очень любила чужие прикосновения и сторонилась чужих рук лет с одиннадцати, когда научилась более-менее качественно причесываться. Родители сперва считали эту недетскую отстраненность блажью развивающегося сознания, а потом как-то привыкли.

– Мам… Ты что?

– Где Саша? Где Мишенька?!

– Мам, что случилось-то? Саша в своей комнате, как обычно… За Мишенькой Лариса смотрит. Она ему книгу читала…

Оттолкнув изумленную дочь, Рада бросилась в комнату и застала сцену, которая показалась бы ей идиллической, если бы не заплаканное лицо Ларисы.

Девушка сидела на дощатом полу, а маленький Миша – у нее на коленях. Оба смотрели в раскрытую пеструю книгу для малышей, Лариса читала какие-то частушки своим высоким певучим голосом, Миша вторил ей агуканьем и теребил ее косу. Для него были в диковинку такие длинные волосы у женщины, и он воспринимал косу эту как игрушку.

– Дай, – Рада рванула вперед и забрала ребенка, который скуксился, почувствовав мамину нервозность.

Лариса смотрела на нее с напряженным удивлением:

– Он уехал? Что случилось? Почему у вас такое лицо?

– Лариса, ты должна уйти, – стараясь дышать спокойно, потребовала Рада. – Мы подумали и решили, что не можем разрешить тебе остаться. Это глупо. У тебя есть семья. Вечером за тобой приедет отец.

– Ясно… – девушка потухла. – Он что-то наговорил про меня, да? Они всегда так делают. И Якову все люди верят, есть у него к людям ключик.

Рада бросила взгляд на ее руки – белая кожа бугрилась шрамами зажившего ожога.

– Что у тебя с руками? – быстро спросила она.

Лариса машинально сжала их в кулаки – стеснялась, когда обращали внимание на ее уродство.

– Это с детства, еще до того, как мы в деревню переехали… Мне лет десять было… Куклу в кипящую воду уронила и достать полезла… Мама бросилась ко мне, да поздно было.

– Куклу, – повторила Рада. – Понятно. Лариса, ты можешь остаться у нас до вечера. Но потом ты должна уйти. Договорились?

– Мне некуда… – Лариса опустила глаза. – Просто некуда пойти. В деревню я не вернусь. Не могу в их лица смотреть. Да и в живых меня не оставят там… У нас бывало такое – кто-то повздорит с Яковом, и вроде, тот спускает на тормозах. А потом человек тихо пропадает из деревни. И если кто-то спрашивает – а куда делся тот-то? Яков говорит – переехал, и всем все понятно. Все понимают, куда именно и как человек переехал, но молчат. А все потому что от нас одна есть дорога – в тюрьму. Я сама не видела, но говорят, у Якова видео есть, как наши детей в болото бросают. Про каждого есть. Все у него на крючке.

– Но про тебя-то такое видео не может быть, – не выдержала Рада. – Если не хочешь ехать в деревню, ну давай я тебе немного денег дам, Максим тебя на станцию отвезет. Доберешься до города, снимешь комнатку в общежитии.

– Я так и хочу, – пролепетала Лариса. – Ладно. Документов только у меня нету. Ни у кого из наших нету. Яков все сжег.

Решили посоветоваться с соседской старухой, Марфой. Та, конечно, видела припарковавшийся у дома соседей грузовичок, и Якова, который долго о чем-то беседовал с ними на лавочке у дома. Видела – но предпочла скрыться в доме и шторы плотно задернуть. Она мрачно выслушала соседей и сразу же, не обдумывая, сказала: