Дина Оттом - Двери в полночь

Изабель отшатнулась от двери, не веря своим ушам.

Все близнецы дружны, но Изабель и Оскар не разлучались ни на минуту. Они были так привязаны друг к другу, что с ужасом ожидали время, когда ей придется выйти замуж и покинуть поместье, а ему — отправиться служить или учиться. Однажды, где-то гуляя, Оскар нашел большую синюю стеклянную бусину с вплавленным внутрь лепестком. Он отдал ее сестре просто так, как забавную безделушку, но девочке она так понравилась, что юная графиня повесила ее на шею на веревочке и носила, не снимая. Тогда они придумали игру, что, если Изабель однажды снимет ее, значит, ей нужна помощь брата. И он обещал спасти ее — правда в те далекие времена спасать приходилось в основном от оловянных солдатиков под столом. Девушке ее положения не полагалось носить на шее такие странные украшения, и поэтому про бусинку не знал никто, кроме нее и Оскара.

— Я могу войти? — повторила женщина за дверью с некоторым нажимом. Очнувшись от воспоминаний, Изабель быстро произнесла: «Si! Si!» — и отошла в сторону, возвращаясь в человеческую форму.

Дверь неслышно распахнулась, пропуская вперед светловолосую девушку с прозрачно-голубыми глазами. Прикрыв ее за собой, она улыбнулась:

— Я — Айджес.

Армия Доминика была огромна, и сейчас она быстро стала редеть. Нелюди Института, кто прижав уши к голове, кто хлеща себя хвостами по бокам, отходили назад. Я видела испуг на их лицах и не могла в этом винить. Кто-то хромал, у кого-то кровоточила рана, я даже видела полуоторванное ухо, держащееся на ниточке кожи, но слава богам, ни один из них не был тронут призраками.

Туман стал постепенно редеть, и силуэты первостроителей побледнели. Они унесли с собой множество врагов, но их время истекало. На земле остались лежать несколько тел, совершенно потерявших очертания живых существ и похожих просто на бесформенные кучи. Смерть страшно преображает. Кто-то скулил, лишившись одной или двух лап или пытаясь дотянуться до рассеченного до мяса бока, — призраки уходили, не успев забрать всех и даже не добив пораженных.

Тревожно оглядев своих, я с облегчением увидела Оскара. На боку шерсть слиплась от крови, и я надеялась, что она была не его. На спине сверху и ближе у хвоста кровоточили две раны, но похоже, они были неглубокими. Черт, чуть прихрамывая, подтянулся ближе к зданию, Всполох с покрасневшей шерстью, но с виду не особенно пострадавший, встал рядом с тяжело дышащей пантерой.

Но кого-то притащили на себе, кто-то не двигался, и я с ужасом осознала, что пострадали не только наши враги. Конечно, призраки не тронули их, но бой был жестоким, а когда главным оружие становятся не гуманные пули, а когти и клыки, страшные раны неминуемы.

Спустившиеся с нами лекари, из которых я знала только Крапиву, мгновенно обступили пострадавших, укладывая их на землю. Люди остались за нашими спинами, в глубоком тылу, и не могли пострадать. Эмпаты (кроме Вел пришло еще двое человек) хоть и были сейчас бесполезны, но уже подавали бинты и доставали хирургические иглы. Какой бы ты ни был оборотень, надорванные части тел быстрее заживают пришитыми.

— А где?.. — начала было я, но предмет моего вопроса уже выступил из тени в пятно света, вперив в Шефа злой горящий взгляд.

В первый момент я содрогнулась, увидев, что атака первостроителей не обошла его стороной, но в следующий едва смогла сдержать негодующий вопль. Доминик появился в изодранной сутане, свисающей клочьями и ободранной внизу, — и с отсутствующей грудной клеткой. Кожи и мышц там уже не было, за решеткой ребер вздрагивали розовые легкие. Половины лица он тоже лишился, и зубы, не спрятанные кожей, казались жутким оскалом. Он заметно хромал, придерживая левую руку, с как будто выдранным до кости куском мяса правой, пальцы которой торчали в разные стороны.

Я подумала, что мы победили, но, когда лунный свет осветил его, стало понятно, что наш кошмар продолжается: прямо на моих глазах Доминик стал восстанавливаться. С хрустом встали на место пальцы, стала затягиваться дыра на руке. По ребрам побежали тоненькие струйки сосудов, тут же спрятавшиеся в нахлынувших волной мышцах, через мгновение все затянула кожа. Доминик повернулся, уже не хромая, и, поймав мой взгляд, улыбнулся той половинкой рта, которой еще секунду назад у него не было.

— Боже мой… — выдохнула я, — Шеф, пожалуйста, скажи, что ты так можешь.

— Нетх. Так даже я не могху.

Я оглянулась, удивленная его странным голосом, и, охнув, отступила назад, уткнувшись в пораженно замершую Китти. Шеф изменился. Ухмыляющийся рот ощерился цепочкой острых зубов и двумя парами клыков, на руках проступили тяжелые загибающиеся когти. Он обернулся, и я вздрогнула: глаза его полностью заливало чистое золото, и только от нижнего века до верхнего тянулась тоненькая черная полоска зрачка.

— Шеф… — выдохнула я. — О, господи…

Он задержал на мне взгляд своих жутких глаз, наверное желая успокоить, но я могла думать только о том, что он привычный никогда не был им настоящим, и сейчас это стало ясно как никогда.

— What the fuck is he?.. — прошептала Китти, вцепившись пальцами мне в плечи и автоматически переходя на родной язык.

Я завороженно смотрела, как Шеф сделал шаг вперед, — он даже двигался иначе, будто земля пружинила под его ногами. Охнули нелюди, видящие, что случилось с их начальником, — ведь никто даже не подозревал, что он на самом деле.

Доминик зааплодировал. Громко, с расстановкой, широко раскидывая руки.

— Браво! — Он улыбался во весь рот, и от его искренней веселости делалось жутко. — Я все гадал, кто же ты есть на самом деле! И вот — ты все же оборотень! Только, — он театрально взмахнул в воздухе рукой с переломанными когда-то пальцами, — какой-то особенный, верно? Самый старый? Нет, ты слишком молодо выглядишь. Превращаешься в кого-то удивительного? — Доминик преувеличенно сильно свел брови, как будто этот вопрос и правда волновал его. — Ладно, неважно!

Он прошелся из стороны в сторону, словно пробуя вновь восстановившееся тело.

— У меня есть предложение. Ты хорошо помотал моих нелюдей, согласен, — он склонил голову, будто выказывая уважение сильному врагу, — не думал, что кому-то удастся докричаться до первостроителей. Это всегда было могучей силой, особенно в этом городе. Столько смертей! Возможно, ты тактик, Шеферель, и возможно, даже хороший. Но давай оставим наших людей в покое.

Он встал, раскинув руки, как артист, принимающий овации публики:

— Убей меня.

Изабель с легким опасением смотрела на девушку, стоящую перед ней. Со стороны они казались сестрами — высокие, стройные, беловолосые и голубоглазые.

— Что ты хочешь, Айджес? — спросила Изабель по-испански, но та мотнула головой: