Адам Нэвилл - Ритуал. Часть 1

— Но тогда… — Люк закусил кончик пальца.

Хатч посмотрел на него, удивленный, что Люк снова воспротивится его идее. — Что? — Он почувствовал в его голосе раздражение.

— Что если леса к югу от тропы расчищены. А пойдя по тропе на запад, мы попадем в новые, неизвестные нам земли. Если пойдем в этом лесу в каком-то другом направлении, не значит, что мы найдем выход. Наш вчерашний крах тому подтверждение.

— Зачем прокладывать тропу, которая будет бесконечно петлять по лесу? — спросил Хатч. Должна быть точка входа и выхода. Разумной альтернативы нет, шеф.

— Думаю, есть. Это крайне неприятно, но мы вернемся в том направлении, откуда пришли, и попробуем снова начать оттуда, где вчера ошиблись. Либо пойдем по той тропе на север, вдруг она выведет нас к верхнему краю леса.

— Да иди ты на хрен! — крикнул Дом. — Мы уже сыты по горло! Чтобы еще день тащиться через эти гребаные валуны, да еще туда, откуда мы пришли. Или еще день ходьбы в противоположном направлении и мы в Порьюсе.

— Но мы знаем, что тропа, по которой мы пришли, выведет нас из лесу по-любому. А эта может просто закончится тупиком через две мили. Либо она идет прямиком в Норвегию. Стоит нам встать на нее одной ногой, как она уже поведет нас в совершенно неверном направлении.

Хатч выпустил изо рта новый гейзер серого дыма, и поморщился. — Мы так здесь заплутали, дружище. Честно не могу сказать, сможем ли снова найти свои следы. И эти двое не потащатся назад через это дерьмо. Мы должны оставаться на должном уровне столько, сколько можно. Фил, как твои ноги?

— Не важно, — сказал он, не поворачивая головы, и натянул капюшон.

— Хреново, как и мое колено, — огрызнулся Дом.

Люк повернулся лицом к Дому. — Вот если б ты ходил в тренажерку, как мы договаривались…

— О, послушайте этого джентльмена без определенных занятий. У меня трое детей, дружище. Попробуй, походи в тренажерку, когда работаешь шестьдесят часов в неделю, а еще тянешь семью.

Хатч поднял обе руки. — Парни. Парни. Мы впустую тратим здесь время и бесимся. По крайней мере, когда выйдем на тропу, у нас появится хоть какая-то цель. Если она приведет в никуда, мы сделаем выводы. И либо снова рванем на юг через это дерьмо, либо попробуем вернуться той тропой, которой пришли вчера, как говорит Люк. Но это будет последним средством, учитывая состояние, в котором находятся некоторые из нас и те трудности, с которыми сопряжено передвижение по этой местности.

Фил, наконец, подал голос, не поворачиваясь к ним лицом. — Последнее, что нам нужно, это снова остаться здесь на ночь.

Медленно удаляясь от лачуги и ведя под руки Дома, Хатч мучился вопросом, почему не может прогнать от себя эти неестественно яркие образы из сна. Раньше он никогда не страдал лунатизмом.

Он все еще мог представить себе весь сон до мелочей, словно это был фильм, увиденный им накануне вечером в кинотеатре. Его разум пытался нащупать в тусклых и грязных воспоминаниях какой-то знак. Какой-то смысл, объясняющий, почему он вылез из спального мешка и поднялся по лестнице на чердак, где его нашли стоящим на коленях перед отвратительным гнилым чучелом.

Рядом с ним, в темноте нижнего этажа дома, стояли две фигуры. Вот с чего начался сон. Старые лица с грязными зубами приказали ему подняться наверх. Сказали, что кое-то его ждет. Не заставляй его ждать, — сказали они. Твоя одежда в костре .

И он стал подниматься. Все выше и выше по черной деревянной лестнице. Он отчаянно не хотел идти наверх, но чья-то воля не давала ему развернуться и спуститься вниз. Он вспомнил, что при попытке прекратить восхождение, он онемел и потерял способность дышать. Поэтому он пошел наверх. И оказывается, в то же время он действительно поднимался по лестнице.

— Не так быстро, Хатч! — попросил идущий рядом Дом.

— Ммм? Извини, — Хатч сбавил шаг.

Подошвы его босых ног были черными от грязных старых ступеней. Вытянув руки, он пытался удержать равновесие на скользком дереве. Он был совершенно голый. Его тощее бледное тело бил озноб. Он ощущал себя маленьким мальчиком, ковыляющим в ванну. Да, во сне он был меньше и моложе, и отчаянно нуждался в покровительстве и защите.

В доме не было окон, только слабый красноватый свет исходил оттуда сверху . Свернув с лестницы, он проковылял на чердак, и открыл рот, чтобы позвать на помощь. Но не смог издать ни звука. В легких не было воздуха, словно он запыхался от бега.

Он стоял в этом красном месте, не поднимая головы и не отрывая глаз от своих грязных ног. Щекочущая струя теплой мочи стекала по его бедрам и икрам.

Он старался не смотреть вверх, потому что с ним на чердаке было еще нечто. Оно сопело от возбуждения, чувствуя исходящий от него запах мочи и страха.

Кости. На полу лежали кости. Они только усугубляли ситуацию. Особенно те, что с приставшими к ним серыми кусочками. А некоторые из маленьких скелетов настолько почернели, что не было понятно, чьи они. Он шел по грязным доскам, стараясь не наступать на кости, но некоторые все же хрустели под его грязными ногами. По мере его приближения к источнику сопения кости становились крупнее.

А потом он почувствовал его запах. От смрада навоза, бычьего пота и серы заслезились глаза. Козлиное дыхание, исходящее откуда-то сверху, вызвало у него приступ кашля. Этот привкус все еще стоял у него во рту, когда его разбудил Люк.

Когда он почувствовал его запах, где-то прямо перед ним раздался стук. Словно стучали деревом о дерево. И он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на источник этого глухого стука.

Черные копыта. Они снова возникли в его памяти. Большие и острые, с желтоватой костью на конце. Широкие, как у лошади, они щелкали по деревянному ящику, в котором сидело оно. Оно стучало ими от возбуждения. Черный край деревянного ящика весь был сколот и покрыт царапинами.

С приближением его мягкого белого тела радость твари росла. Она была уже близко. Он услышал исходящие из большой головы влажное сопение и глухое ржание. Горячая пасть щелкала желтыми зубами, как капкан.

Прямо перед ним, в передней части коробки было вырезано небольшое полукруглое углубление под горло. Так чтобы его голова легла под источавшее невыносимый мускусный смрад, черное, с розовыми сосками, брюхо. И чтобы потом эти копыта раскололи ее как молоток обеденную тарелку.

Кусочки черепа валялись на грязной соломе между черных тощих ног твари. Длинные передние конечности все снова и снова издавали этот безумный деревянный стук.

Огромное туловище с трудом вмещалось в маленькой колыбели. Рога на страшной голове царапали балку под потолком.

И он пошел против своей воли в этот слепящий смрад. Его крики потонули в стуке копыт. Стук ускорился. Лишенный ритма стук по покрытому рубцами черному дереву. Ему все еще казалось, что он слышит его отголоски, отчего не может унять дрожь в руках.