Рэмси Кэмпбелл - Ужасы

Пайклифф оказался невелик: занюханный торговый центр, церковь, кладбище, заправка «Тексако», одинокий, моргающий желтым светом фонарь. А потом город кончился, и Кэрролл поехал по узкому шоссе через сосновый лес. Теперь стояла настоящая ночь, похолодало так, что ему пришлось включить обогреватель. Он выехал на Тархил-роуд, и его «цивик» запетлял на серпантине, поднимаясь по такому крутому холму, что мотор завыл от натуги. Кэрролл на мгновение закрыл глаза и с трудом вписался в резкий поворот, ему пришлось выворачивать руль, чтобы не улететь в кусты и не свалиться с крутого подъема.

Еще полмили спустя асфальт сменился гравием. Кэрролл катился в темноту; шины поднимали облачка блестящей меловой пыли. Свет фар выхватил из темноты толстяка в ярко-оранжевой вязаной шапке, запустившего руку в почтовый ящик. На боку почтового ящика красовалась надпись, сделанная из блестящих клеящихся букв: УБЬЮ. Кэрролл притормозил.

Толстяк поднял руку, приставив козырьком к глазам, чтобы рассмотреть машину Кэрролла. Потом он заулыбался и приглашающе кивнул на дом, как будто Кэрролл был долгожданным гостем. Толстяк пошел по подъездной дорожке, а Кэрролл покатил вслед за ним. Болиголовы склонялись над грязной колеей. Их ветки били по окнам машины, хлестали по бокам «цивик».

Наконец дорога привела на грязный двор перед большим фермерским домом желтого цвета, с башенкой и просевшей верандой, огибающей дом по периметру. Разбитое окно было забрано фанерным щитом. В сорняках валялся унитаз. При виде этого места Кэрролл ощутил, как зашевелились волоски на руках. «Путешествие закончилось встречей влюбленных», — подумал он и усмехнулся собственной неуемной фантазии. Он остановил машину рядом с древним трактором, через открытый капот которого прорастали столбики дикой индейской кукурузы.

Кэрролл кинул ключи от машины в карман пальто и вышел, пошел к крыльцу, где его дожидался толстяк. По дороге он миновал ярко освещенный гараж. Двойные двери были плотно закрыты, но изнутри слышался визг цепной пилы. Кэрролл поднял взгляд на дом и увидел черный силуэт человека, наблюдающего за ним из окна второго этажа.

Эдди Кэрролл сказал, что ищет Питера Килру. Толстяк кивнул на дверь тем же пригласительным жестом, каким предлагал Кэрроллу следовать за ним по колее. После чего развернулся и пропустил его в дом.

В передней было темно, стены густо покрывали косо висящие картины в рамках. Узкая лестница поднималась на второй этаж. В воздухе стоял запах, сырой, какой-то странно мужской запах… вроде пота, но похожий еще и на тесто для блинов. Кэрролл тотчас же понял, что это, и тотчас же решил сделать вид, что ничего не заметил.

— Куча дерьма, а не прихожая, — произнес толстяк. — Давайте я возьму ваше пальто. А то потом будете искать сто лет. — Голос у него был бодрый и пронзительный.

Когда Кэрролл передавал ему пальто, толстяк развернулся и заорал наверх:

— Пит! К тебе пришли!

Из-за внезапного перехода от обычного голоса к яростному ору Кэрролл вздрогнул.

У них над головой заскрипели половицы, и на верхней площадке лестницы появился худой человек в вельветовом пиджаке и квадратных очках в черной пластиковой оправе.

— Чем могу быть полезен? — спросил он.

— Меня зовут Эдвард Кэрролл. Я редактировал несколько выпусков «Бест нью хоррор». — Он посмотрел на лицо худого человека, ожидая хоть какой-нибудь реакции, но Килру оставался бесстрастен. — Я прочитал один ваш рассказ, «Мальчик с пуговицами», в «Дайджесте Севера», и он мне очень понравился. Мне бы хотелось включить его в сборник этого года. — Он помолчал, затем прибавил: — А с вами не так-то просто связаться.

— Поднимайтесь, — сказал Килру и ушел с площадки назад.

Кэрролл пошел вверх по лестнице. Жирный братец внизу двинулся через прихожую, с пальто Кэрролла в одной руке и семейной корреспонденцией Килру в другой. Затем резко затормозил, поднял голову к лестнице и замахал коричневым конвертом:

— Эй, Пит! Мамино пособие пришло! — Его голос дрожал от радости.

К тому времени, когда Кэрролл поднялся на второй этаж, Питер Килру уже прошел коридор и достиг открытой двери в дальнем конце. Сам коридор казался каким-то странно загнутым. Пол проседал под ногами так сильно, что один раз Кэрроллу даже пришлось схватиться за стенку, чтобы удержаться на ногах. Отдельных половиц не хватало. Люстра в хрустальных висюльках парила над лестничным пролетом, покрытая хлопьями пыли и паутиной. В неком далеком, отдающем эхом отсеке сознания Кэрролла неведомый горбун заиграл на металлофоне вступительные такты музыки к «Семейке Адаме».

У Килру была маленькая спальня, расположенная под самой крышей. У одной стены стоял ободранный карточный стол, на нем гудела пишущая машинка «Селектра» с заправленным в нее листом бумаги.

— Так вы работаете? — спросил Кэрролл.

— Не могу остановиться, — сказал Килру.

— Прекрасно!

Килру присел на кровать. Кэрролл шагнул в комнату, передвигаться по которой, не нагнув головы, не представлялось возможным. У Питера Килру были странно бесцветные глаза, веки покрасневшие, как будто воспаленные, и он смотрел на Кэрролла, не моргая.

Кэрролл рассказал ему о сборнике. Сказал, что может заплатить две сотни долларов плюс проценты с продаж. Килру кивал, — кажется, он совершенно не удивлялся и не интересовался деталями. Говорил он с придыханиями, как девица. Он сказал «спасибо».

— Что вы думаете о моем финале? — спросил Килру без всякого перехода.

— «Мальчика с пуговицами»? Мне он понравился. Если бы не понравился, я не захотел бы его переиздать.

— В университете Катадин его возненавидели. Все эти соучредительницы в плиссированных юбках и с богатыми папочками. Им много чего не понравилось в моем рассказе, но особенно не понравился финал.

Кэрролл кивнул:

— Потому что они не догадались, к чему все идет. Наверняка кое-кого этот финал как следует встряхнул. Шокирующая развязка не пользуется популярностью в массовой литературе.

— Сначала я написал, что великан связывает ее и, перед тем как провалиться в беспамятство, она чувствует, как второй своими пуговицами затыкает ей влагалище, — признался Килру. — Но я сдрейфил и все вычеркнул. Вот уж не думал, что Нунан вообще это напечатает.

— В литературе ужасов очень часто то, что вы оставляете, в итоге и наделяет произведение силой, — сказал Кэрролл, но только чтобы сказать что-нибудь. Он чувствовал, как на лбу проступает холодный пот. — Пойду принесу из машины бланки договора.

Он сам не знал, почему так сказал. У него не было в машине никаких бланков, однако его вдруг охватило непреодолимое желание глотнуть свежего холодного воздуха.