Роберт Киркман - Ходячие Мертвецы: Восхождение Губернатора

— Мне нравится. — Филип снова ей улыбнулся.

— И ещё мне нравится твой папаша. Он следит за делами, и я не виню его за то, что он не доверяет нам. Похоже, он старый крепкий орешек и я это уважаю. Побольше бы таких.

Она вздыхает.

— Теперь он не такой крепкий, каким был прежде, скажу я тебе.

— Что у него там? Рак легких?

— Эмфизема

— Это не очень хорошо, — говорит Филип, а затем он видит такое, от чего ему становится холодно. Эйприл Чалмерс кладет руку на плечо Пенни и почти рассеянно гладит девочку, пока та спит. Этот внезапный, нежный и такой естественный жест глубоко затронул Филипа и пробудил в нём что-то давно дремлющее. Сперва он не может определить это чувство, и его замешательство, вероятно, отображается на его лице, потому что Эйприл поднимает голову и вопросительно смотрит на него.

— Ты в порядке?

— Да, я… я в порядке. — Он касается своего ушиба на виске, который он получил при столкновении в этот день. Чалмерс откопал аптечку первой помощи и подлатал всех перед обедом.

— Вот что, — говорит Филип. — Ты поспи немного, а утром мы с парнями зачистим верхний этаж.

Она мгновенье смотрит на него, интересуясь, доверять ему или нет.

На следующее утро, после завтрака, Филип доказал Эйприл, что слово он держит. Он завербовал Ника, набрал дополнительных обойм для Ругера и ящик снарядов для одного из Марлинов. Он засунул топорики по обеим сторонам своего ремня, и вручил небольшую кирку Нику, на случай близких контактов. Приостановившись у дверей, Филип присел, чтобы затянуть шнурки на своих берцах, которые были так забрызганы грязью и запёкшейся кровью, что казались расшитыми черными и фиолетовыми нитями.

— Вы все, будьте осторожны там, — напутствовал старый Дэвид Чалмерс, стоящий в дверях кухни. Серым и измождённым в утреннем свете, он опирался на металлический футляр, в котором был установлен его кислородный баллон. Трубка под его носом тихонько присвистывала с каждым его дыханием.

— Вы ведь не знаете, с чем можете столкнуться там.

— Мы всегда осторожны, — говорит Филип, заправляя свою хлопчатую рубашку в джинсы, проверяя топорики на быструю и легкую доступность. Ник стоит над ним, ожидая с двуствольным ружьем на плече, со смесью мрачной решимости и волнения на лице.

— Больше всего их на втором этаже, — добавляет старик.

— Мы их всех вычистим.

— Не забывайте почаще оглядываться.

— Обещаем, — говорит Филип, поднимаясь на ноги и поправляя топоры.

— Я иду.

Филип оборачивается и видит Брайана в чистой футболке с логотипом REM, гордостью Афин, спереди, и суровым, целеустремленным выражением на лице. Он сжимает ружьё в руках, как будто это живое существо.

— Ты уверен?

— Да, чёрт возьми.

— А как же Пенни?

— Девушки приглядят за ней.

— Даже не знаю…

— Да ладно, — говорит Брайан. — Тебе понадобится лишняя пара глаз там наверху. Я настаиваю.

Филип обдумывает. Он бросает взгляд через гостиную и видит, что его дочь сидит в позе лотоса на полу между двумя женщинами Чалмерс. Дамы играют в сумасшедшие восьмерки с потрёпанной колодой карт, даже Пенни иногда улыбается и энергично швыряет карту. Давно малютка не улыбалась. Филип поворачивается к брату с ухмылкой.

— Вот это настрой!

Они поднимаются по лестнице в конце коридора первого этажа (лифт на другом конце мертв, как зомби), но прежде им нужно сорвать деревянное укрепление с двери. Звук ударов топора и поскрипывание гвоздей, кажется, активизирует движение над ними в тёмных комнатах снаружи дверей квартиры. В этот момент, Филип усиленно выпускает газы, как напоминание об обеде из бобов, приготовленном Эйприл прошлым вечером.

— Твой пердёж уничтожит больше зомби, чем двадцати-калиберная пуля, — комментирует Ник.

— Харди-хар-хар, — смеётся Филип и отрывает последнюю закрепленную доску.

Поднимаясь по тёмный лестничному проему, Филип произносит, — Помните: всё надо сделать быстро. Они скользкие ублюдки, но медленные как дерьмо, и немее, чем Ник сейчас.

— Харди-хар, взаимно, — отвечает Ник, мастерски вставляя 20-калибровые пули в свою двустволку. Они добираются до верхней площадки и находят плотно закрытую пожарную дверь на второй этаж. Пауза. Брайан дрожит.

— Успокойся, спортсмен, — говорит Филип брату, замечая, что ствол его ружья колеблется.

Филип мягко отодвигает дуло подальше от своих рёбер.

— И попытайся случайно не попасть дробью в одного из нас.

— Я держу всё под контролем, — парирует Брайан нетвердым, напряженным голосом, после чего становится ясно, что у него ничего не находится под контролем.

— Итак, — говорит Филип, — помните, что надо быть твёрдыми и быстрыми.

Одним жестким ударом каблука ботинка он высаживает дверь, и она, покачнувшись, открывается.

Долю секунды они стоят неподвижно, и их сердца колотятся как отбойные молотки. Ничего, кроме нескольких валяющихся фантиков от конфет, пустых разбитых бутылок из под газировки и чертовой кучи пыли. Холл второго этажа, равно как и коридор первого, совершенно пуст. Тусклый дневной свет сочится сквозь дальние окна, пылинки кружат в косых лучах, пересекающих закрытые двери: 2А, 2С, 2Е вдоль одной стороны, и 2B, 2D, 2F вдоль другой.

Ник шепчет:

— Они все заперты по квартирам.

Филип кивает:

— Значит будем расстреливать рыбу в чёртовой бочке.

— Пойдём и сделаем это, — говорит Брайан неуверенно. — Покончим со всем.

Филип смотрит на брата, затем на Ника:

— Джон Рэмбо здесь.

Они подходят к первой двери справа — 2 F — и поднимают дула своих ружей. Филип щёлкает затвором Ругера. Затем, с пинка открывает дверь. Гигантский шар вони бьет им прямо в лицо. Это первое, что они замечают: отвратительное тухлое варево человеческой деградации, мочи, кала и характерного смрада зомби, борющихся за господство над контрастными ароматами прогорклой еды, заплесневелой ванной комнаты и лежалой одежды. Это оказалось настолько сокрушительным и невыносимым, что в буквальном смысле заставило каждого отступить на полшага.

— Иисусовы слёзы, — произносит Ник, задыхаясь, невольно пряча лицо, как будто запах — это дующий в лицо ветер.

— Всё ещё думаешь, что мой пердёж воняет? — говорит Филип, осторожно ступая в вонючую тень квартиры. Он поднимает Ругер.

Ник и Брайан идут следом, с ружьями на изготовку, с широко раскрытыми глазами, блестящие потом от напряжения.

Через мгновение они находят четверых, неподвижных на полу обыскиваемой гостиной. Они пассивно валяются по углам, слабо шевеля челюстями и вяло рыча при виде незваных гостей. Они слишком глупы, или больны, или безумны, чтобы двигаться, словно устали от своей адской судьбы и забыли, как пользоваться конечностями. Трудно судить, в мрачном освещении, особенно по их лицам, раздутым и почерневшим, с отмершей плотью, но выглядит всё так, будто это одна семья: мама и папа и двое взрослых детей. Стены испещрены странными царапинами, образующими гигантскую картину абстрактной живописи, свидетельствующие о том, что у существ сработал слабый инстинкт выцарапать себе путь на свободу.