Владимир Анин - Манагуанда

— Несокрушимая и легендарная, в боях познавшая ра-адость побед…

Горохов отскочил, будто его шарахнуло током. Лицо его перекосилось от испуга. За дверью вновь воцарилась тишина. Горохов присел на корточки и попытался заглянуть в замочную скважину, но дверь неожиданно распахнулась и со всего маху треснула его по голове.

— Несокрушимая и… — на пороге стоял капитан Каблуков и вопросительно смотрел на распластавшегося по полу курсанта, у которого на лбу начинала вздуваться и синеть шишка.

Горохов вскочил и, не дожидаясь вопросов, взвизгивающим голоском залепетал:

— Товарищ капитан, курсант Горохов направляется в столовую.

— Понятно, — сказал Каблуков, нисколько не удивившись. — Ну-ка, Горохов, пока ты не дошел до столовой, сбегай в библиотеку и принеси мне песенник под редакцией Гуляева.

— Есть! — ответил Горохов, сделал "кругом", слегка замешкался, сделал еще раз "кругом" и спросил:

— А где это?

— Выйдешь на улицу, и направо. Последняя дверь в конце здания. Второй этаж.

— Есть!

Горохов пустился выполнять новое задание. Капитан Каблуков подробно описал местонахождение библиотеки, и найти ее для Горохова не составило труда. Приоткрыв дверь, он заглянул внутрь. В зале никого не было. Отсутствие людей для Горохова было более безопасным явлением, нежели их присутствие. Поэтому он смело шагнул к стеллажам и стал вчитываться в надписи на потертых корешках книг. Взглянуть на ярлычки, которые с таким старанием выписывал Сергей, он почему-то не догадался. Минут через пять, устав от утомительных поисков, Горохов уселся на пол, достал с нижней полки первую попавшуюся книгу и стал разглядывать картинки.

Протяжный стон, внезапно донесшийся откуда-то из глубины библиотеки, заставил Горохова вздрогнуть. Он даже почувствовал, как на голове зашевелились коротко остриженные волосы.

— Мамочки! — прошептал он и, бросив книжку, на четвереньках пополз к выходу.

Вновь послышался стон, но более приглушенный и поэтому не такой страшный. А потом смех. Тихий женский смех.

— Ой, мамочки, мамочки! — залепетал Горохов, но неодолимая сила любопытства заставила его развернуться и поползти в ту сторону, откуда доносились эти странные звуки.

Тем временем все стихло, и Горохов, уже совсем осмелев, чуть ли не галопом, оставаясь, правда, на четвереньках, подскакал к двери в дальнем углу библиотеки. Дотянувшись до ручки, он потянул ее вниз. Дверь бесшумно распахнулась. От увиденного Горохов застыл на месте.

На пурпурном диване лежал совершенно голый Сергей. Все его тело было покрыто кровоточащими ранами, глаза закрыты, и, казалось, он не дышал. Рядом, спиной к двери, стояла полуобнаженная женщина и курила. Словно почуяв что-то, она повернула голову и грозно посмотрела на стоявшего в неудобной позе Горохова. Взгляд ее был настолько пронзительным, а лицо приобрело такое зловещее выражение, что Горохову показалось, будто сердце у него остановилось, а к животу приложили огромный кусок льда.

— Вон! — это был не голос женщины, а рык разъяренной львицы.

Горохов даже не помнил, как оказался на улице. Он бежал с такой скоростью, с какой не бегал никогда в жизни.

Сержант Шикулин выходил из казармы на улицу, когда на него налетел Горохов с дико выпученными глазами. Он попытался что-то промычать, но Шикулин схватил его за плечо и потащил за собой. Втолкнув несчастного курсанта в класс, Шикулин захлопнул дверь и, повернувшись к подчиненному, сказал:

— Докладывай!

— Та-та-та…

— Не тяни!

— Та-а-а, — завыл Горохов и упал на пол.

Он начал судорожно биться головой, глаза закатились, при этом еще больше округлившись, а изо рта хлынула кровь.

— Мать твою! — прошептал Шикулин и выбежал из класса.

Горохова унесли в санчасть.

На следующий день командир роты, а затем и командир батальона сделали несколько заявлений перед строем, объясняя пагубность переедания сладостей в солдатской чайной, и еще раз напомнили сержантам, что посещение этого заведения может происходить только под их присмотром. Командир части также сказал на эту тему несколько слов, после чего все благополучно забыли об этом происшествии и о Горохове, который так больше и не появился.

Выходной — он и в армии выходной. Наступила суббота. Правда, первая половина дня мало отличалась от будней, зато после обеда наступала свобода. Можно было спокойно погулять возле курилки, написать письмо домой, пойти в бытовку и привести в порядок свое обмундирование или починить обувь.

Сержант Доронин выстроил взвод перед казармой и зачитал список счастливчиков, которым давалась увольнительная. Среди них оказался и Сергей. Настроение сразу же подпрыгнуло — это было его первое увольнение. Зареченск, на окраине которого располагалась их часть, представлял собой небольшой городок с населением чуть более трех тысяч человек.

Единственными достопримечательностями Зареченска были универмаг, кинотеатр и клуб. В универмаг солдаты заглядывали нечасто, и то исключительно ради мороженого, которое подавали в кафе на первом этаже. А кино и клуб, где можно было познакомиться с девчонками, посещали регулярно.

Парадная форма была Сергею к лицу. Стоя в бытовке, он даже засмотрелся на себя в зеркало, прежде чем смахнуть последнюю пылинку со сверкающего пуговицами кителя. "У солдата выходной — пуговицы в ряд…" — пронеслось в голове.

— Серега, ты, блин, че? Давай бегом — увольнение уже началось, — прокричал вбежавший Саидов.

За воротами КПП начинался совсем другой мир. Солдаты частенько попадали за пределы гарнизона по разным поводам: на занятия, кроссы и марш-броски, наряды на внешних объектах.

Но увольнение — это было нечто особенное. Здесь ты повинуешься только своим желаниям.

Захотел, пошел направо, захотел — налево. А хочешь, вообще стоишь на месте.

Сергей не стал долго раздумывать и пошел следом за возбужденно подпрыгивающим Саидовым и еще несколькими ребятами в сторону центра, где на главной площади возвышался универмаг, а неподалеку был городской клуб, куда по субботам заглядывали местные девушки в поисках своего счастья.

В кафе курсанты купили мороженое и сели за столиком у окна. Саидов первый вылизал креманку начисто и заявил:

— Ну, мужики, теперь в кино.

В гарнизоне фильмы показывали дважды в неделю на выходные. Но это были сугубо патриотические картины о героическом прошлом и славном настоящем. В городском же кинотеатре можно было посмотреть что-нибудь иностранное и даже слегка "неприличное".

На этот раз с афиши забавно таращился "Сеньор Робинзон". Саидов заохал и стал всем объяснять, какая это обалденная картина. И действительно, фильм прошел на ура. Такого удовольствия Сергей давно не получал. Но Саидов вновь торопил, теперь уже в клуб, на танцы.