Елена Таничева - Злая кровь

— Что значит — навсегда?

— Это значит, что с тысяча шестьсот девяносто пятого года и по сей день никто о них не слышал. И многие теперь сомневаются, действительно ли существовали такие Гензель и Гретель, или же, как я говорил уже ранее, деяния, приписываемые им, на самом деле совершали разные могущественные вампиры, интересовавшиеся магией. Кстати, избушку в лесах Шварцвальда искали… но так и не нашли, настолько хорошо она была защищена от любых чужаков. От всех… Если, конечно, избушка вообще существовала.

— Но вы верите, что все так и было на самом деле?

— Да. Как я уже говорил, есть портреты Гретель. И как минимум одно их общее изображение. Но оно очень старое. Гравюра.

— Где можно на нее взглянуть?

— Идемте.

Антонио Мальябекки привел их в подземную библиотеку. В самую огромную библиотеку, которую когда-либо видела Нина. Коридоры, уставленные стеллажами с книгами, ветвясь, уходили в бесконечность. Здесь было сухо и прохладно. Идеальная атмосфера для сохранности старинных манускриптов.

— Это мое собрание. Мое личное собрание, — с гордостью сказал Мальябекки. — Все расставлено по годам. Не по алфавиту и даже не по тематикам, а по годам. И я знаю, где стоит каждая из книг! Нужная нам — в шестом зале.

Книга оказалась небольшой, в бархатном переплете. На заглавной странице Нина увидела название: «Черная магия: запретные факты» Иоганна Вольфганга Рихтера. Одна из тех, похищенных, книг…

— И этот портрет есть только в ней? Больше нигде?

— В Церне хранится оригинал. Вот, посмотрите. — Антонио Мальябекки с невероятной скоростью пролистал книгу и показал Нине гравюру, изображавшую юношу и девушку в средневековых костюмах.

У обоих были длинные, завитые кудрями волосы, оба тонколицые и длинноносые, и совершенно на одно лицо. Юношу можно было принять за переодетую девушку. А девушку — не слишком красивую — за переодетого в женское платье мальчика. В руках у юноши были книга и человеческий череп. Девушка держала букет цветов и зеркало.

— Мне его рожа знакома, — сказал Мишель, заглянув через плечо Нины.

— Мне тоже, — нахмурилась Нина. — Но художник, судя по всему, был еще тот. И эта картинка, боюсь, имеет куда меньше сходства с оригиналом, чем даже фоторобот «Их разыскивает милиция».

— Вы забываете, что существуют еще портреты Гретель! — вмешался Антонио Мальябекки. — Или, как считают некоторые скептики, портреты некоей молодой вампиреллы с белокурыми волосами, которая на протяжении двух веков неоднократно позировала художникам, и которую почему-то принимают за Гретель. Но если это все-таки она, и если ее сходство с Гензелем столь велико, как это пытался подчеркнуть средневековый художник, то ее лицо — это его лицо… А ее портреты итальянские мастера писали и в эпоху Возрождения, когда сходство с оригиналом весьма приветствовалось. Один и, пожалуй, самый удачный портрет хранится здесь, во Флоренции. В запасниках галереи Уффици. Авторство точно не установлено, хотя я думаю, что это Паоло Веронезе. Или кто-то его школы, однако лицо — точно его кисти, кисти Веронезе.

— Можно увидеть этот портрет?

— Можно. Но до рассвета всего полтора часа…

— Ничего, мы успеем, если кто-нибудь проведет нас прямо к портрету!

До галереи Уффици пришлось добираться «верхним путем». Флоренция — из числа тех городов, которые не спят даже ночью. По улицам бродят восторженные толпы с картами и путеводителями. Парочки целуются, прислонившись к древним стенам… Нине хотелось прогуляться там, внизу, среди них, но пришлось со всей доступной вампирам скоростью нестись, перепрыгивая с крыши на крышу. Ночь соскальзывала к рассвету, а Мишель непременно хотел взглянуть на предполагаемый портрет Гретель, чтобы решить, имеет ли история Шварцвальдских близнецов отношение к московским событиям. Если нет, то надо будет еще раз расспросить Мальябекки о содержании тех трех книг. Возможно, их объединяет что-то еще, кроме легенд о Гензеле Шварцвальдском. Что-то менее яркое, что, однако же, даст им ключ к происходящему в Москве.

— Мы не успеем взглянуть на «Рождение Венеры» Боттичелли? — спросила Нина, когда они, с крыши перебравшись на чердак, спускались вниз по бесконечной, плохо освещенной и явно старинной лестнице.

— Не знаю. Как бы нам не пришлось искать здесь прибежище для дневного сна, — мрачно ответил ей Мишель. — Не забыла, что мы тут не на экскурсии?

— Не тревожьтесь, здесь есть все необходимое, и можно устроиться даже с удобствами, — защебетал переводчик. — Мы, конечно же, приведем вашего смертного спутника, дабы он берег ваш дневной сон, но вам незачем беспокоиться о безопасности, пока вы находитесь на флорентийской земле и под защитой нашего принца… А, вот и Алессандра! Она знает все картины в Уффици, будь то основной фонд или запасники, так же хорошо, как сеньор Мальябекки знает свою библиотеку.

Алессандра была вампиром. Маленькой и грациозной итальянкой с красиво вылепленным телом и роскошными черными волосами, скрученными в низкий узел на затылке, в ярко-красном платье с синим геометрическим узором. И только на ногах у нее были не туфельки на каблуках, как следовало бы ожидать, а войлочные тапочки — чтобы не портить старинные паркеты, по которым она скользит из ночи в ночь, из века в век.

Нина посмотрела на нее с завистью не столько к ее привлекательности, сколько к умению подать себя. Из прически красиво выбиваются несколько вьющихся прядей, и это красно-синее платье замечательно подчеркивает фигуру… Интересно, этому можно научиться — подавать себя? Ведь Алессандра, в сущности, такая же, как она, Нина. Пусть и была посимпатичнее при жизни, все же она — не ослепительная Софи, которая все свое время посвящает искусству обольщения мужчин. Она музейная затворница. Видно, что сокровища Уффици интересуют ее больше, чем мужчины.

Алессандра посмотрела на русских гостей, чуть задержав взгляд на Мишеле, затрепетала ресницами, слегка улыбнулась, изобразила смущение под его нахальным и пристальным взглядом, в общем — явила полный набор старомодного кокетства. Но едва переводчик, заговорив с ней по-итальянски, упомянул «риттрато ди Маргарите» и «Паоло Веронезе», как она стала серьезной, позабыла про кокетство с Мишелем, поманила гостей за собой и приступила к поискам. Она металась по комнате, выдвигая из огромного шкафа деревянные пластины на роликах, на которых были размещены картины — без рам, без названий, просто пронумерованные. Нина раньше никогда не видела запасников музея и даже не представляла себе, что полотна хранят вот так компактно.

Наконец Алессандра нашла нужную картину и уверенно ткнула в нее, что-то прощебетав. Кажется, переводчик перевел ее щебетание на русский, но Нина не услышала, совершенно оглушенная.