Стивен Кинг - Противостояние. Том II

— Бог не раздает взяток, детка, — прошептала Матушка Абагейл. — Он просто подает знаки и позволяет людям истолковывать их так, как они пожелают.

— Стю не пойдет на запад, — сказала Фрэн, но теперь она казалась сбитой с толку и напуганной.

— Сядь, — сказал Стю. — Мы выслушаем то, что она должна сказать.

Сраженная, потерянная, ничего не понимающая, Фрэн села. Ее руки продолжали ощупывать поясницу.

— Вы должны идти на запад, — прошептала Матушка Абагейл. — Вы не должны брать с собой ни еды, ни воды. Вы должны идти сегодня же, в той одежде, которая на вас. Вы должны идти пешком. Мне дано знать, что один из вас не дойдет до места назначения, но я не знаю, кому суждено это. Мне дано знать, что остальных приведут к этому человеку Флаггу, который вовсе не человек, а сверхъестественное создание. Я не знаю, будет ли на то воля Божья, чтобы вы одолели его. Я не знаю, будет ли на то воля Божья, чтобы вы когда-нибудь еще увидели Боулдер. Это мне видеть не дано. Но он в Лас-Вегасе, и вы должны идти туда, и там вы свершите свое противостояние. Вы пойдете, и вы не споткнетесь в пути, потому что с вами будет Вечная Рука Господа Бога Пресвятого, чтобы опереться на нее. Да. С Божьей помощью вы выстоите.

Она кивнула.

— Это все. Я сказала то, что должна была.

— Нет, — прошептала Фрэн. — Этого не может быть.

— Матушка, — не сказал, а просипел Глен и прочистил горло. — Матушка, нам не дано это осознать, если вы понимаете, что я имею в виду. Мы… Мы не благословлены, не отмечены в отличие от вас близостью к стоящей за всем этим силе, чем бы она ни была. Фрэн права. Если мы пойдем туда, нас скорее всего убьют первые же часовые, на которых мы наткнемся.

— Разве у тебя нет глаз? Ты видел, как через меня Бог исцелил Фрэн от ее недуга. Ты полагаешь, что в Его план входит дать убить вас нижайшим слугам Князя Тьмы?

— Но, матушка…

— Нет. — Она подняла руку, заставив его замолчать. — Мое дело не спорить с вами, не убеждать, а лишь наставить на путь понимания Божьего плана, предначертанного для вас. Слушай, Глен.

И неожиданно изо рта Матушки Абагейл раздался голос Глена Бейтмана, смертельно испугавший их всех и заставивший Фрэн со слабым вскриком прижаться к Стю.

— Матушка Абагейл называет его пешкой дьявола, — произнес этот сильный мужской голос, каким-то образом рождавшийся в провалившейся груди старухи и вырывавшийся из ее беззубого рта. — Может быть, он просто последний волшебник рационального мышления, собирающий против нас орудия технологии. Может быть, он нечто большее, что-то еще более темное. Я знаю лишь, что он есть. И я больше не думаю, что социология, или психология, или любая другая «логия» положит ему конец. Я полагаю, только белая магия сделает это.

У Глена отвисла челюсть.

— Это правда, или это слова лжеца? — спросила Матушка Абагейл.

— Не знаю, правда это или нет, но это мои слова, — дрожащим голосом произнес Глен.

— Верьте. Все вы, верьте. Ларри… Ральф… Стю… Глен… Фрэнни. Особенно ты, Фрэнни. Верьте и… повинуйтесь слову Господа.

— У нас есть выбор? — с горечью спросил Ларри.

С удивлением она повернулась к нему.

— Выбор? Выбор есть всегда. Таков путь Господен, и таким он будет вечно. Ваша воля по-прежнему свободна. Поступайте по своей воле. На вас нет никаких цепей, но… Это то, чего хочет от вас Бог.

Снова тишина, как глубокий снег. В конце концов ее нарушил Ральф:

— Сказано в Библии, что Давид разобрался с Голиафом, — сказал он. — Я пойду, если вы говорите, что так надо, матушка.

Она взяла его за руку.

— Я, — сказал Ларри, — я… тоже. Ладно. — Он вздохнул и приложил ладонь ко лбу так, словно у него разболелась голова. Глен открыл рот, чтобы сказать что-то, но, прежде чем он успел вымолвить хоть слово, из угла комнаты раздался усталый вздох и глухой стук падения.

Это была Люси, о которой они все забыли. Она потеряла сознание.

Рассвет коснулся горизонта.

Они сидели за столом на кухне Ларри и пили кофе. Было без десяти пять, когда по коридору прошла Фрэн и встала в дверях. Ее лицо распухло от слез, но она не хромала при ходьбе. Она была действительно здорова.

— Я думаю, она отходит, — сказала Фрэн.

Дыхание Матушки Абагейл стало сопровождаться тяжелым скрежетом, жутким образом напоминавшим супергрипп. Они молча сгрудились вокруг кровати в глубоком благоговении и страхе. Ральф был уверен, что в конце случится нечто особенное и все они ясно и отчетливо узрят чудо. Она исчезнет во вспышке света, которая унесет ее. Или они увидят ее дух, в форме каких-то лучей вылетающий из окна и устремляющийся в небо.

Но в конце концов она просто умерла.

Раздался последний вздох — последний из миллионов. Она вдохнула в себя воздух, задержала ненадолго и выдохнула. Больше ее грудь не шевельнулась.

— Кончено, — пробормотал Стю.

— Упокой Господь ее душу, — сказал Ральф, не испытывающий больше никакого страха. Он сложил ее руки крестом на иссохшей груди, и его слезы упали на них.

— Я пойду, — неожиданно сказал Глен. — Она была права. Белая магия. Это все, что осталось.

— Стю, — прошептала Фрэнни. — Пожалуйста, Стю, скажи «нет».

Они посмотрели на него — все.

«Теперь ты должен вести, Стюарт».

Он подумал об Арнетте, о старой тачке, везущей Чарльза Д. Кампьона и его мертвый груз и врезавшейся в колонки Билла Хэпскомба, как какая-то жуткая Пандора. Он подумал о Деннинджере и Дитце и о том, как они начали ассоциироваться в его мозгу с улыбающимися докторами, которые все лгали, лгали, лгали ему и его жене о ее состоянии — и, может быть, лгали также и самим себе. И больше всего он думал о Фрэнни. И о словах Матушки Абагейл: «Это то, чего хочет от вас Бог».

— Фрэнни, — сказал он, — я должен идти.

— И умереть. — Она взглянула на него с горечью, почти с ненавистью, а потом на Люси, ища поддержки. Но Люси была словно в ступоре, где-то далеко, и помощи отсюда ждать не стоило.

— Если мы не пойдем, мы все умрем, — произнес Стю, медленно подбирая нужные слова. — Она была права. Если будем ждать, придет весна. Что тогда? Как мы его остановим? Мы не знаем. У нас нет ключа к разгадке. И никогда не было. И еще, мы зарылись головами в песок. Мы не можем остановить его иначе, чем предложил Глен. Белой магией. Или с помощью Бога.

Она начала горько плакать.

— Фрэнни, не нужно, — сказал он и попытался взять ее за руку.

— Не трогай меня! — крикнула она ему. — Ты мертвец, ты труп и не трогай меня !

Они стояли, сгрудившись вокруг кровати, как на картине, и над ними всходило солнце.

Стю и Фрэнни отправились к горе Флагстафф около одиннадцати часов. Они припарковались где-то на полпути наверх, Стю понес корзину с едой, а Фрэн — скатерть и бутылку «Блю Нан». Идея пикника принадлежала ей, но между ними воцарилось какое-то странное, неловкое молчание.