Дин Кунц - До рая подать рукой

– Маленькую девочку убьют, если я ей не помогу, – проговорила Микки, не убирая ногу с порога. – А одна я ей помочь не сумею.

Эти слова произвели эффект, обратный тому, на который она рассчитывала. Безразличие на лице детектива сменилось яростью, правда, направленной не на Микки.

– В этом случае я вам как раз и не нужен. Обратитесь к настоящим копам.

– Они мне не поверят. Это необычный случай. А девочка… она особенная.

– Они все особенные, – голос бесстрастный, почти холодный, но в глазах детектива Микки увидела боль, а не ярость и вдруг поняла, что Фаррел старается скрыть от нее какую-то личную трагедию. – Вам нужны именно копы. Я знаю. Сам был одним из них.

– Я только что вышла из тюрьмы. Отчим девочки, отъявленный сукин сын, богат и имеет хорошие связи. И его высоко ценят, главным образом идиоты, но идиоты, чье мнение принимается в расчет. Даже если бы я пошла к копам и они отнеслись к моим словам серьезно, я бы не смогла убедить их действовать достаточно быстро, чтобы помочь девочке.

– Я ничего не могу для вас сделать, – упорствовал он.

– Вы слышали мои условия, – не отступала и Микки. – Или вы меня выслушаете… или сбросите с лестницы. А если попытаетесь сбросить, вам понадобится «бактрин», пластырь и сидячая ванна для ваших яиц.

Он вздохнул.

– Негоже так напирать на меня, леди.

– Ничего другого мне не остается. Но я рада слышать, что вы видите во мне леди.

– Не могу понять, какого черта я открыл дверь, – мрачно пробурчал он.

– Должно быть, надеялись, что вам принесут цветы.

Он отступил в сторону.

– Какой бы ни была ваша история, изложите ее побыстрее. В детали не углубляйтесь.

– Я постараюсь.

Гостиная служила ему и офисом. Слева стоял стол, два стула для клиентов, бюро. Справа – единственное кресло перед телевизором. У кресла – журнальный столик и торшер. Голые стены. Книги, наваленные по углам.

Мебель определенно покупалась на распродажах. Дешевый ковер заметно вытерся. Однако комната сияла чистотой, и в воздухе стоял легкий лимонный запах воска для мебели. Здесь мог жить монах, который на дух не переносил грязь и неопрятность.

За одной из дверей виднелась кухня. Вторая, закрытая, вероятно, вела в спальню и ванную.

Фаррел сел за стол, Микки расположилась на одном из жестких, с прямой спинкой стульев для клиентов, настолько неудобном, что его могли бы использовать и в камере пыток.

Когда Микки позвонила в дверь, детектив работал за столом, на компьютере. Тихонько гудел вентилятор. Дисплей она видеть не могла.

В самом начале одиннадцатого Фаррел уже пил пиво. На столе стояла открытая банка «Будвайзера». Сев за стол, он вновь приложился к ней.

– Ранний ленч или поздний завтрак? – полюбопытствовала Микки.

– Завтрак. Чтобы прибавить респектабельности в ваших глазах, скажу, что крекеры я уже съел.

– Я знакома с этой диетой.

– Если вам все равно, давайте обойдемся без светской беседы. Расскажите мне вашу грустную историю, раз уж это столь необходимо, и позвольте мне вернуться на заслуженный отдых.

Микки замялась, ей хотелось сразу захватить внимание Фаррела, поэтому она вспомнила пророческие слова тети Джен, произнесенные не так уж и давно.

– Иногда жизнь человека может измениться к лучшему в один момент, разом, словно по мановению волшебной палочки. Кто-то необычный входит в твою жизнь, совершенно неожиданно, и разворачивает тебя в новом направлении, изменяет навсегда. С вами когда-нибудь такое случалось, мистер Фаррел?

Он поморщился.

– Вы уже несете слово Иисуса.

Микки постаралась без лишних слов рассказать историю Лайлани Клонк, Синсемиллы и псевдоотца, ищущего инопланетных целителей. Не забыла и о Лукипеле, который отправился к звездам.

О том, что псевдоотец – Престон Мэддок, не упомянула, опасаясь, что Фаррел восхищается убийцей ничуть не меньше, чем Ф. Бронсон. Она также боялась, что, услышав эту достаточно известную фамилию, он откажется наотрез.

Пока Микки говорила, Фаррел не раз и не два смотрел на дисплей, словно ее история отвлекала его от какого-то важного дела, подробности которого высвечивались на экране.

Он не задавал вопросов, не выказывал ни малейшего интереса. Иногда откидывался на спинку, закрывал глаза, расслабляясь. Создавалось ощущение, что он спит. Случалось, что лицо его каменело, и он так пристально смотрел на Микки, словно терял терпение и действительно собирался сбросить ее с лестницы, невзирая на обещание незваной клиентки сопротивляться до последнего.

В один из таких моментов он резко поднялся.

– Чем дольше я слушаю, тем больше убеждаюсь, что не гожусь для этого дела. Ничего бы у меня не получилось, даже если бы я еще работал. Я даже не понимаю, чего вы от меня хотите.

– Я как раз к этому подхожу.

– Да, я полагаю, вы будете настаивать на том, чтобы к этому подойти. Тогда, чтобы дослушать вас до конца, мне потребуется пиво. Вам принести?

– Нет, благодарю.

– Я думал, вы знакомы с этой диетой.

– Больше на ней не сижу.

– С чем я вас и поздравляю.

– Я уже потеряла все годы, которые могла позволить себе потерять.

– А я, похоже, еще нет.

Фаррел ушел на кухню, и в сердце Микки начал закрадываться страх, что ее визит к детективу не принесет результата. Она наблюдала, как Фаррел достал из холодильника банку пива, открыл, выпил пару унций, поставил банку на стол, разбавил оставшееся в банке пиво виски.

Вернувшись к столу, но не присаживаясь за него, Фаррел, похоже, вибрировал от распиравшей его ярости, к которой рассказ Микки определенно не имел ни малейшего отношения. Так он и заговорил, стоя, холодно, скорее устало, чем зло, не скрывая внутреннего напряжения:

– Вы напрасно тратите мое и свое время, миссис Белсонг. Мое, конечно, многого не стоит. Если вы соблаговолите подождать, пока я воспользуюсь туалетом, это прекрасно. Или готовы уйти прямо сейчас?

Она едва не ушла. Безразличие Ноя Фаррела к ее горю свидетельствовало о том, что помощи от него ждать не приходится.

Но она осталась на стуле, потому что боль в его глазах противоречила нарочитому безразличию. На каком-то уровне она зацепила его, пусть он и не хотел ввязываться в это дело.

– Вы меня еще не дослушали.

– К тому времени, как я вас дослушаю, мне понадобятся трансплантаты барабанных перепонок.

Выходя из гостиной, он закрыл за собой дверь в спальню-ванную. Банку сдобренного виски «Будвайзера» унес с собой.

Скорее всего, в туалет ему не хотелось, и уж конечно, он мог обойтись без второй банки утреннего пива. То были поводы прервать рассказ и смягчить отказ. Обреченность Лайлани произвела на него впечатление, в этом Микки не сомневалась. Вот Фаррел и стремился к тому, чтобы не дать этому впечатлению убедить его, что он должен прийти на помощь.