Дин Кунц - До рая подать рукой

Желтый Бок скулит, садится рядом с огромным «Флитвудом» [63], закидывает голову, словно собралась повыть на луну, хотя никакой луны на небе нет и в помине. Она и не воет, поскольку, судя по всему, ищет над собой увеличивающуюся точку-корову.

Кертис приседает на корточки рядом с ней, чешет за ушами, как может, объясняет, что бояться нечего, голштинка на нее не свалится. Собака, конечно же, понимает мальчика, теснее прижимает голову к его рукам.

– Кертис?

Мальчик поднимает голову, чтобы увидеть, что над ним стоит фантастически красивая женщина.

На ногтях пальцев ног лазурно-синий лак, и кажется, что это не ногти, а зеркала, в которых отражается небо. Более того, женщина эта словно вышла из сказки, и цвет ногтей такой глубокий, что можно подумать, будто это десять окошек в другой мир. Он практически не сомневается, что маленький камушек, если бросить его на ноготь, не отлетит в сторону, но исчезнет в этой синеве, провалится сквозь другое небо.

Он видит и ее изящные пальчики, потому что на ней минималистские белые сандалии. Высокие каблуки из прозрачного акрила, так что создается впечатление, будто она стоит на мысочках, словно балерина.

В обтягивающих тореадорских штанах ноги ее выглядят невероятно длинными. Кертис уверен, что это иллюзия, вызванная неожиданным появлением женщины и углом, под которым он смотрит. Однако, поднявшись, понимает, что дело не в перспективе. Если бы доктор Моро Герберта Уэллса добился успеха в генетических экспериментах, которые проводил на своем острове, он бы не смог создать гибрид человека и газели с более элегантными ногами.

Штаны с низкой талией оставляют открытым загорелый живот, который служит живой оправой овальному ограненному опалу, такому же синему, как лак для ногтей. Этот драгоценный камень крепится на ее пупке то ли клеем, то ли хитрым скрытым зажимом неведомой Кертису конструкции, то ли волшебными чарами.

Груди у нее таких размеров, что в фильме камера обязательно замерла бы на них, и прикрыты белым топиком. Топик очень тонкий, а бретельки вообще как спагетти. Просто удивительно, как он держится на месте, должно быть, чудо человеческой мысли, соперничающее с мостом Золотые Ворота. Десяткам инженеров и архитекторов наверняка потребовались долгие недели, чтобы создать это удивительное поддерживающее устройство.

Медово-золотистые волосы обрамляют иконописное лицо с глазами цвета опала. Рот, словно сошедший с рекламы губной помады, напоминает последнюю алую розу, неожиданно прихваченную морозом прямо на кусте.

Если бы мальчик пробыл Кертисом Хэммондом не два дня, а, скажем, две недели или два месяца, он бы более полно адаптировался к биологическим особенностям человеческого тела и, конечно, почувствовал бы шевеление мужского интереса, который, вероятно, уже начал проявляться в настоящем Кертисе Хэммонде, о чем свидетельствовал постер Бритни Спирс, появившийся в его спальне среди киномонстров. Тем не менее пусть процесс превращения в Кертиса еще продолжался, мальчик все-таки что-то почувствовал. Во рту у него пересохло, но не от жажды, по телу пробежала дрожь, колени подогнулись.

– Кертис? – вновь спрашивает она.

– Да, мэм, – отвечает он и вдруг понимает, что никому не называл своего имени после того, как прошлым вечером поболтал с Донеллой в ресторане на стоянке грузовиков.

Женщина осторожно оглядывается, дабы убедиться, что за ними никто не следит и их не подслушивают. Несколько мужчин, отиравшихся неподалеку, пялились на нее, пока она не сводила глаз с Кертиса, а теперь отворачиваются, избегая ее взгляда. Возможно, она замечает это подозрительное поведение, потому что наклоняется к мальчику и шепчет:

– Кертис Хэммонд?

Помимо Донеллы, бедного, туповатого Берта Хупера да мужчины с надписью «ВОДИТЕЛЬ МАШИНЫ» на бейсболке, никто, кроме врагов Кертиса, не знает его фамилии.

Беззащитный, как любой простой смертный в присутствии ангела смерти, Кертис замирает в ожидании, что его сейчас разорвут в клочья, обезглавят, четвертуют, разложат на молекулы, сожгут заживо, а может, найдут казнь и пострашнее, хотя он и представить себе не мог, что Смерть явится в позвякивающих серебряных серьгах, двух серебряно-бирюзовых ожерельях, трех бриллиантовых кольцах, с серебряно-бирюзовыми браслетами на запястьях и декорированным пупком.

Он может отрицать, что он – Кертис Хэммонд, настоящий или нынешний, но, если перед ним один из охотников, которые вырезали его семью и семью Кертиса в Колорадо, значит, он уже опознан по свойственному только ему энергетическому сигналу. В этом случае любая попытка обмана ни к чему не приведет.

– Да, мэм, это я, – отвечает он, решив до самого конца не забывать о хороших манерах, ожидая, что сейчас его отправят в мир иной, возможно, к радости мистера Ниари и остальных, кого он оскорбил, сам того не желая.

Ее шепот становится еще тише:

– Вроде бы ты должен быть мертвым.

Сопротивляться так же бессмысленно, как защищаться, потому что, если она из самых плохих выродков, силы у нее, будто у десятерых мужчин, а скорость движения, словно у «Феррари Тестаросса», так что Кертису остается лишь ждать продолжения.

Отвечает он дрожащим голосом:

– Мертвым. Да, мэм, полагаю, что должен.

– Бедный мальчик, – в голосе нет сарказма, какой обязательно слышался бы в голосе убийцы, собравшегося обезглавить жертву, только забота.

Изумленный ее сочувствием, он даже думает, что в ней есть толика милосердия, пусть раньше он полагал, что охотники напрочь его лишены, и хватается за эту соломинку.

– Мэм, я честно признаю, что моя собака знает слишком много, учитывая, что мы с ней тесно связаны. Но она не умеет говорить и никому не сможет рассказать о том, что знает. Если уж так необходимо вырвать мои кости из тела и раздробить на мелкие кусочки, с этим, наверное, ничего не поделаешь, но я искренне верю, что убивать ее нет никакой нужды.

На лице женщины появляется то самое выражение, какое ему уже доводилось видеть на лунообразном лице Донеллы и заросшем жестким волосом лице Гэбби. Он полагает, что это озадаченность, даже недоумение, а может, стремление заглянуть за покров тайны.

– Сладенький, – шепчет она, – почему у меня такое ощущение, будто тебя ищут очень плохие люди?

Желтый Бок не улеглась на спину, а поднялась на все четыре лапы. Она улыбается женщине, хвост мотается из стороны в сторону, ей не терпится наладить более тесные отношения с новой знакомой.

– Нам бы уйти от лишних глаз, – шепчет ангел, определенно не приписанный к батальону смерти. – Туда, где нас никто не увидит. Пойдешь со мной?

– Пойду, – отвечает Кертис, потому что Желтый Бок не увидела в женщине ничего подозрительного.