Виталий Абоян - Мёртвая жизнь [litres]

– Но ведь это – только обшивка, – повторил внеземелец фразу Гертруды.

– Да. Но что тогда внутри?

– Все, что угодно, – сказал Захар.

Они разговаривали ни о чем. Совершенно ошеломляющая находка не прибавила ни капли ясности. Скорее наоборот – еще больше запутала и напустила таинственности. С другой стороны, на самом деле невозможно судить ни об устройстве корабля, ни об уровне технологий чужих, выяснив, что миллионная доля процента массы этого гиганта состоит из камня. Так, получив кусочек термоустойчивой керамики с брюха «Зодиака», можно решить, что люди привыкли путешествовать по космосу на авангардной посуде.

Захар обратил внимание, что Грац напряженно смотрит в одну точку, остервенело ковыряя пальцем подлокотник эргокресла, в котором сидела Герти. Он что-то рассматривал в своей виртуальности и размышлял.

– Что вы там нашли, Грац? – поинтересовался Лившиц.

– Мне непонятно вот что: если это камень, то каким образом они умудрились покрыть им всю поверхность своего корабля без единого шва. Довели камень до состояния лавы и облили?

– Вряд ли, – вставила Гертруда. – У образца четко структурированная основа. Это не кристалл и точно не лава. Ничего общего. Можете мне поверить.

Да уж, в этом вопросе ей, планетологу, можно было верить безоговорочно.

– Тогда что это?

– Осадочные породы – известняк, доломиты, кремнистые соединения, вкрапления металлов и пустоты.

– Известняк?! – удивленно спросил Грац.

– Именно – больше пятидесяти процентов массы образца.

– Так что, – вмешался Лившиц, – они его нарастили? В речке эта туша у них лежала, что ли?

Люди были ошарашены. Никто не знал, что предположить. Полученные данные выходили за пределы известных или хотя бы предполагаемых человечеством технологий, связанных с космическим пространством. Что-то принципиально иное, отличное от всего, созданного руками человека, покоилось недалеко от «Зодиака».

– Или в океане, – без тени иронии сказала Герти.

– Но позвольте, – сказал Грац, – в каком океане? Как такая туша могла лежать в океане, обрастать там… хм, ракушками, а потом подняться в космос? Его размеры сравнимы с не самым маленьким астероидом. Да упади такая штука на Землю – вот вам и конец эры динозавров! Если Земля вообще выдержала бы такой удар.

– Выдержала бы, можете не сомневаться, – сказала Гертруда. – И планеты, и океаны бывают разными.

– Да, но космические корабли летают в одном и том же космосе. Если мы не знаем, для чего нужна каменная обшивка, то это значит…

– Это значит, – перебил доктора Лившиц, – что мы просто не знаем, для чего это может понадобиться. Мы летаем в гиперпространстве, физические свойства которого нам во многом до сих пор неизвестны. Мы даже не можем управлять своим движением там.

– Как это не можем?! – возмутился Грац.

Захар сразу вспомнил Тахира – их пилот был мертв. Вместе с ним полетела в тартарары вся система управления движением корабля в гиперпространстве. Никто из них не имел возможности управлять ею. Да и пилоты, подобные Тахиру мутанты, не могли объяснить, как они управляют, что делают для того, чтобы корабль попал в нужную точку пространства, а не куда угодно.

– А чего тогда мы здесь торчим? – тихо поинтересовался Люциан.

Вопрос был исчерпан. Грац, поперхнувшись, замолчал.

– Послушайте, Грац, – продолжал внеземелец, – я устал вам объяснять. Ученые института, как бы вы к нему ни относились, за годы работы пересмотрели массу возможных вариантов. Все они сводятся к двум версиям: все живые существа во Вселенной, или хотя бы в Галактике, имеют примерно одинаковое устройство, похожую организацию и, соответственно, схожую логику – это первая. А вторая – каждая частичка жизни уникальна, повторить ее, воссоздать в других, пусть даже очень похожих, условиях невозможно. Отсюда – принципиально различная биохимия, организация и логика существования, не имеющая никаких точек соприкосновения с нашей. Вот Фриц это куда подробней меня рассказать может.

– Вы, я так понимаю, придерживаетесь второго варианта? – спросил Захар.

– Я этого никогда не скрывал. Есть много различных гипотез, но все равно они в итоге упираются в то, что я перечислил. Мы никогда не сможем понять, зачем чужаки намазали свой корабль известкой.

Грац издал какой-то нечленораздельный звук, похожий на хрюканье, шумно выдохнул и со свойственной ему напористостью сказал:

– Позвольте, но обмазанный известкой корабль – это вопрос технологии, а не логики миропонимания. При чем здесь… Мы способны понять, как работают звезды, как они эволюционируют. Давно просчитано, во что превратится Вселенная, когда не будет не только нас с вами, но даже памяти о нас не останется. А вы говорите, что мы не способны понять, зачем эти существа… штукатурят свои корабли. Это же смешно!

Лившиц едва заметно улыбнулся. Он был спокоен и даже не собирался устраивать обычных для него сцен. Он был на коне. Грац откровенно сглупил, открыто показав полную некомпетентность в вопросах общения с пришельцами, и Люциан теперь открыто над ним издевался. Станислав действительно не понимает, что, продолжая спорить, только глубже зарывается в зыбучий песок позора или же только делает вид?

– С чего вы взяли, что наше понимание – единственно верное? И потом, наше восприятие весьма ограниченно. Да, в пределах своих возможностей мы знаем, что та часть мира, которую мы можем воспринять, устроена именно так. Но они, – Лившиц многозначительно ткнул пальцем в стену, имея в виду висящего в сотне километров от них Хозяина Тьмы, – возможно, воспринимают совсем другую часть мироздания. Не исключено, что мы в эту часть вообще не входим.

– То есть как? – похоже, Грац был окончательно сбит с толку.

Захару внезапно вспомнился другой вопрос Граца: способны ли инопланетяне установить с нами контакт?

– То есть так. Надоело с вами спорить, – устало махнул рукой Лившиц. – Вы не задумывались, а для чего людям вообще понадобилось изучать Вселенную? Лезть в атомы, ковырять кварки?

– Ну, знаете ли… – пробасил Грац.

– В том-то и дело, – тихо сказал внеземелец, – что не знаю.

Ай да Лившиц! Вот это ничего не знающий и всего боящийся внеземелец! Зачем тогда он устраивал сцены, впадал в истерики? Да уж – Люциан был самой настоящей темной лошадкой. Нужно присмотреться к нему пристальней. А ведь он набивался к Захару в друзья-союзники. Может, стоит не отказываться от предложенного сотрудничества?

– Прекратите, – мягко одернула их Гертруда.

Захар заметил, как с лица Люциана мгновенно исчезла улыбка. Он сразу весь как-то подобрался, став чуть ли не по стойке смирно. Но Грац все продолжал цокать языком и что-то возмущенно бормотать под нос. Захар не понял, что того возмутило больше – наглость Лившица или полное отсутствие уважения к людям, венцам природы, со стороны избирательно воспринимающих мир пришельцев.