Мария Петренко - Золотая тьма [litres]

Анна совершенно хладнокровно слушала его оскорбления, ни на миг не переменяясь в лице.

– Ты не лишишь меня всего: я тебе не позволю! Ты не тронешь Василия, ты… – он замешкался, понимая, что больше ему и нечего терять.

– Давай, милый, назови ещё и свою прекрасную Екатерину, от которой ты бежал пулей. Она не расстроилась, можешь не волноваться, найдёт очередного офицера. Ты не был первым и не стал последним.

– Знала и не сказала?! – глаза Алексея и всё его лицо налились кровью.

Анна усмехнулась. Алексей бросился вперёд разозлённым животным и проскочил сквозь таявшую дымку. Он упёрся руками в стеклянные двери шкафа, и только это спасло его от разбитого носа.

Жаркий июнь медленно подходил к своему завершению, качая на своих волнах москвичей. Алексей с детским восторгом наблюдал за зеленью, распускающимися цветами и живущим садом, который он так обожал. Он уже поручил отвезти Василию два ящика поспевших абрикосов, из которых тот варил прекраснейший кисель. Граф не особенно любил и абрикосы, и кисели, но именно эти пил с удовольствием, особенно в жару и на свежем воздухе.

Вечерами он стал всё чаще выходить на балкон или в сад, где в беседке были специально отделаны скамьи. Алексей подолгу сидел один, слушал пение сверчков и думал, во что превратилась его жизнь в последние пару месяцев. А превратилась она в приступы паники, издевательскую бессонницу и постоянные сомнения в здоровье собственного рассудка. Офицер с радостью и ночевал бы в своём любимом саду, но в гордом одиночестве его не оставили бы в любом случае.

После случая с Екатериной Пожарской (а не Волковой, как оказалось), о сути и привычной жизни которой Анна прекрасно знала, но предпочла самодовольно молчать, он ещё больше старался избежать встречи с Анной. Говорить с ней он не хотел, хотелось только кричать и ругаться, рассыпать по сторонам оскорбления. Её жизнь была уже окончена, в этом она, по-видимому, обвинила Алексея и решила, что теперь её цель и призвание – испортить его всё ещё текущую жизнь. Если не разрушить окончательно, но усложнить значительно вполне можно.

Алексей думал, почему же ему вообще должно считаться с мнением и решениями… кого вообще? Призрака? Видения? Плода его больного разума? Сейчас он, коренной москвич, офицер, взрослый честный человек, владелец большого состояния и красивой усадьбы, Алексей Иванович Ростовцев, сидит в садовой беседке, прячась от неизвестности, пытающейся воззвать к его совести уже почти три месяца. Его совесть сейчас спит в своей квартире примерно в трёх милях от него самого после целого дня готовки.

Графу вконец надоело поддаваться своим страхам и ненужным страданиям, и он, чуть не подскочив с места, вернулся в дом, с грохотом поднимаясь по лестнице и разбрасывая полы халата по сторонам. Он громко хлопнул дверью кабинета, зажёг на столе свечу и звякнул тяжёлым стаканом, наполняя его водкой и выпивая её одним махом. Таким образом он опустошил половину графина и, пошатываясь, опустился на стул, кладя голову на стол и закрывая глаза.

– Какая отвратительная картина, – раздалось за его спиной. – Так напиваются только глупые студенты, крестьянские мужики и законченные пропойцы.

Алексей медленно поднял голову и тяжело вздохнул. Анна обошла его и села напротив, смело и прямо смотря в его глаза. Офицер сжал челюсти.

– Когда мы только познакомились, ты не была такой прямолинейной и дерзкой, – он откинулся на спинку стула. – То молчала, то извинялась за каждое слово.

– Ах вот как, – девушка усмехнулась. – Не нравится, когда перед тобой не торопятся пресмыкаться? Неужели ты не привык к такому?

– Ты можешь хотя бы раз ответить мне без издёвки и насмешки? Я для тебя не те бесстыжие мальчишки, ошивавшиеся в твоём доме, пока не появился я.

– Могу, раз ты просишь. Мне нечего терять – в этом вся тайна, сокрытая от тебя. А тебе, как я заметила, тоже, только ты об этом не знаешь.

– Прекрати… – граф вновь сжал челюсти и закрыл глаза.

– Твоя жизнь совершенно ничего не стоит, ни одного целкового. Если бы ты хоть немного думал о других и о том, что можешь сделать с человеком – всё было бы иначе, и у твоей жизни был бы смысл.

– Прекрати! – офицер изо всех сил ударил кулаками по столу и подскочил на ноги.

– Я была бы жива! – Анна поднялась за ним, повышая голос. – Мои родные были бы в порядке! Ты был бы спокоен…

Алексей закрыл ладонями уши и отвернулся. Пускай она исчезнет, Господи, пускай она исчезнет, он больше не выдержит. Ни вечера, ни минуты, ни одного мгновения.

– Всё было бы хорошо, я была бы счастлива, ты…

– Замолчи! – завопил Алексей, оборачиваясь с рассвирепевшим лицом и оскаливая зубы. – Замолчи сейчас же! Я не стану тебя слушать!

Он наступал, но девушка не собиралась делать ни шажка назад, а лишь ждала, что граф скажет и сделает дальше. Она внимательно наблюдала за его раздувающимися ноздрями, пульсирующими венами на шее и лбу, неподвижными стеклянными глазами и шатающейся походкой; офицер и не заметил, как опрокинул на пол графин водки и разбил его.

– Я не могу возвращаться домой! Я не могу оставаться один! Я не могу спокойно спать! – Алексей часто и яростно дышал. – Это всё ты виновна… Ты!

Офицер занёс руку, желая не то развеять призрак, не то наотмашь ударить по нему. Но Анна, не дёрнувшись даже взглядом, резко вскинула руку, мёртвой хваткой сжимая его запястье. Звериная когтистая лапа с растопыренными пальцами обмякла и выпрямилась, превращаясь вновь в мужскую ладонь. Алексей распахнул глаза, поражаясь силе девушки.

– Я не позволю тебе ещё хоть раз тронуть меня.

Анна сверкнула карими глазами, сильнее впиваясь ногтями в руку Алексея. Он беспомощно застыл, не находя сил освободить руку из неожиданно крепкой хватки девушки. Офицер быстро трезвел, молясь не растопиться под яростным взглядом Анны, прожигающим его сильнее каминного огня. Наконец, он окончательно успокоился и обмяк, и его рука выскользнула на волю с пятью неглубокими царапинами. Алексей беспомощно опустился на стул и измученно посмотрел на Анну.

– Как мне это надоело… Я устал от тебя.

– Ты держишь меня, сам того не понимая, – она грозно смотрела ему в глаза, скривив губы. – Хотел бы – отпустил бы сразу же.

– Я не держу, потому что ты мне не нужна, – он помешанно рассмеялся. – И не была никогда.

«Лжец, прекрасный лжец».

– Поверила мне, глупая девчонка, – Алексей продолжил громко и неестественно смеяться. – Я никогда не любил тебя. Ни-ког-да. Ты была красивой и наивной, но оказалась слишком умной. Ты не поддалась, и мне оставалось только преступить самого себя. И я ни минуты не жалел о том, что сделал. Я провёл счастливейшие годы здесь, распивая шампанское с Василием и наблюдая за такими же юными и прелестными, как ты, москвичками, которым хватало лишь моего вида, чтобы забыть свои принципы и приличия. Всё было чудесно, пока не появилась ты. И знаешь, что?