Джон Хорнор Джейкобс - Живой роскошный ад [сборник litres]

Не могу спать.

Выхожу на балкон, в прохладную ночь, и смотрю на реку за насыпью и крышами домов плантаторских сыновей. Реки не видно, но она там. Бежит в темноте.

Без отдыха и перерывов.

Там ни у чего нет конца, есть только разные начала.

12 июля 1938 г.

Она выглядела как большинство других ферм, не считая вышек и заборов, хотя за заборами лежали те же зелёные поля. Отряды негров обрабатывали посевы – в основном хлопок, иногда бобовые. Кукурузы не было – в ней легко спрятаться. Белые заключённые – «блатные» – верхом на лошадях выступали надзирателями, а за блатными, в свою очередь, следили стрелки на башнях. Хлопковые поля, колышущиеся на жаре, исчезали вдали.

Дарси и округ Куапо остались позади, и теперь «Студебеккер» с каждым переключением передач изрыгал дым и издавал странные звуки, бунтуя против моей неумелости – Кролик обращался с машиной лучше меня. Я сожалел, что так скоро покинул Миссисипи и так мало времени провёл с молодым Манком. Он был прекрасным музыкантом, но думал я не о музыке, а о его словах. Леди, которая утонула, солдаты, столько мёртвых. Серый человек, чьи волосы сгорели, а изо рта течёт вода.

Остановившись у сторожки, я представился двум неопрятного вида блатным с кривыми зубами и пожелтевшими лицами, от которых несло застарелым табаком. Они были не в курсе моего грядущего визита и, чтобы меня впустить, нуждались в разрешении «начальника» – белого человека по имени капитан Кроссли, рассерженного и растрёпанного, точно только что проснулся после сна на летней жаре (скорее всего, так и было).

– Это вы из правительства? – поинтересовался Кроссли, заправляя рубашку и направляясь к нам от забора. Позади него стояла ферма Камминс, состоявшая из строгих белых, равномерно расставленных двухэтажных зданий. Ни деревьев, ни кустов, ни тени, ни укрытия от безжалостного солнца. На солнце блестела водокачка из оцинкованного олова, на прочно утоптанной земле росла только короткая трава.

– Да, – ответил я. – Меня должны ждать.

Кроссли был удовлетворён этим ответом – судя по неряшливой внешности и пузу, выпирающему над ремнём, чтобы его удовлетворить, достаточно было дешёвого ужина. Он залез в пассажирское сиденье «Студебеккера», указывая дорогу к одному из белых двухэтажных зданий. Внутри было бесконечно прохладнее, чем снаружи, в летнем аду. Примитивная (хотя более тяжёлая, чем обычные) деревянная дверь вела в простое голое пенитенциарное здание из тяжёлых шлакоблоков и бетона. Внутри не было ничего деревянного, кроме табличек, столов и стульев; на высоких потолках висели лампы накаливания, защищённые решётками. Также повсюду в удобных местах висели керосиновые лампы, подсказывая, что электроснабжение здесь в лучшем случае ненадёжное. Во внешней зоне задержания не было никого, кроме одного сонного охранника. Мой вид его насторожил, но он прилежно записал моё имя в свой журнал и открыл завизжавшую металлическую дверь, ведущую в следующую зону задержания. Там за столом белые мужчины в государственных униформах курили, пили кофе и играли в карты синей колодой «Байсикл», не отрываясь от партии, даже когда мы вошли. На столе лежала мелочь.

– Смогу я поговорить с начальником тюрьмы? – спросил я.

– Ага, щас, – ответил Кроссли. – Начальник всякими мелочами на ферме не занимается. Его помощник делает вечерний обход и проверяет, продержатся ли чёрные ещё день на ногах, чтобы собирать хлопок под Богом, – он утёр нос рукавом. – Вот помощник скажет вам, кого записывать и где будете ночевать.

– Мне нужна помощь, чтобы перенести «СаундСкрайбер» из машины, – сказал я.

– Щас найдём ребят, – Кроссли пнул ножку карточного стола и прикрикнул. Охранники убежали и вернулись с толпой рабочих из бараков. У многих на руках и плечах были повязки, а у кого-то – и на голове.

– Эти больные – кто чем – и не могут собирать хлопок, – пояснил Кроссли. – А вот таскать барахло туда и сюда могут.

Я вместе с охранниками и больными прошёл обратно к «Студебеккеру» и стал управлять процессом. Вдруг мне пришла в голову идея: я выхватил из багажника пару бутылок виски и внёс внутрь, чтобы предложить Кроссли и охранникам.

– Это государственная тюрьма, такое тут нельзя, – сказал Кроссли. – Придётся конфисковать, – бутылки быстро исчезли под улыбки охранников.

Они предложили мне кофе и сигареты, и я пил и курил до самого вечера, судя по моим часам, – естественный свет в здание почти не попадал. Здесь легко потерять счёт времени – чего архитекторы, судя по всему, и добивались.

– Мистер Паркер, – произнёс кто-то с жёстким сельским выговором. Считается, что южане смягчают гласные – может, в Южной Каролине так и есть, но за её пределами редко кто так говорит. В Миссисипи, дельте Арканзаса и Северной Луизиане говорят жёстким тоном и обрывистыми слогами, словно вся морфология местного общения строится на гневе и раздражении.

– Это я, – я поднялся.

В отличие от охранников помощник начальника тюрьмы Гораций Бут оказался чисто выбритым, в аккуратном костюме и с напомаженными волосами.

– Идёмте в мой офис, – сказал он и повёл меня по небольшой лестнице в крошечную комнатку. Двойные окна выходили на хлопковые поля и небо с прожилками розовых и пурпурных облаков, где солнце садилось за край света. Вентилятор «Дженерал-Электрик» на потолке беспокоил воздух в офисе, а за столом Бута гудел ещё один такой же, овевая меня запахом хозяина комнаты – помада для волос, земля, табак, пот; ничего неприятного в этих запахах не было. Он тяжело опустился за стол, вынул конверт и бросил мне:

– Письмо от Джека Дарси – он член совета попечителей арканзасского Департамента исправительных учреждений. Просит позволить вам записывать наших ребят, – Бут скрестил руки на груди, – даже н***. Их в первую очередь.

Я молчал, потому что не слышал в его словах вопроса.

– У Дарси немало друзей, и вы сидите здесь только поэтому. Но сначала я хочу кое-что узнать… – Он замолчал, то ли думая, то ли делая драматическую паузу. Бут очевидно привык к власти, и подобные люди часто любят театральные эффекты. Я отказывался глотать наживку, и наконец он, пошарив в столе, вынул свежее аккуратно напечатанное письмо и заговорил снова:

– Покажите мне свои правительственные полномочия и подпишите этот документ, обязываясь не делать здесь ничего, кроме записи музыки, и не сообщать правительству ничего о местных условиях.

– А если не подпишу?

– Будете искать другую государственную ферму для записи н***, мистер Паркер, и не в Арканзасе. Слухи здесь расходятся быстро, – он указал на телефон на стене, под которым неаккуратным узлом висел провод.