Эрика-Джейн Уотерс - Песнь призрачного леса [litres]

Седар провожает меня по ступенькам до входной двери, целует в лоб и направляется обратно к фургону.

– Спасибо! – кричу вдогонку, и он оборачивается. – Спасибо за все. За помощь. За компанию. За то, что позвал Сару с Орландо. Спасибо, что уберег. Если бы не вы все… – Этот вариант слишком ужасен, лучше даже не заканчивать фразу. Яркий свет крылечного фонаря высвечивает на его лице такую же усталость, как чувствую я, а еще – тревогу и смятение.

– Не за что, Шейди. Очень рад, что все кончилось хорошо и ты цела.

– Скажи, а как оно выглядело со стороны, когда меня… мучил он? Мучили кошмары?

Седар пожимает плечами.

– Да никак. Ничего особенного. Метались какие-то тени. Ты сидела, оцепенев. В глазах дикий страх. И еще я ощущал… его присутствие. Мрак, зло. – Парень ежится. – Даже представить жутко, через что прошла ты. – Он снова приближается и кладет ладонь мне на щеку. – Иди, отдыхай. – Целует, на сей раз в губы, но совсем легонько, и потом долго, задумчиво наблюдает, как я отпираю замок и исчезаю за дверью.

Мама, не смыкая глаз, ждала меня все это время, так что скрыть свое состояние мне не удается. Ей достаточно одного взгляда, чтобы недолго думая отослать меня спать: завтра, мол, потолкуем. Однако у меня приступ раздражения и злости вызывает уже один ее вид. После всех остальных, более сильных откровений Джима, факт их добрачной любовной связи как-то успел потерять особое значение, потускнеть в моих глазах, но что, если… что, если он-то на самом деле – важнее всего? Ведь именно этот постыдный роман стал первопричиной ненависти моего брата к отчиму, воздвиг между ними непреодолимый барьер. Я по-прежнему не верю, что Джима убил Джесс, но именно его ненависть к новому муженьку матери загнала нас туда, где мы оказались. Это она превратила совсем еще юношу в главного подозреваемого и неотвратимо привела в камеру предварительного заключения. И нельзя не задаваться вопросом – как бы сложились обстоятельства, если бы этой интрижки никогда бы не случилось?

Но сегодня для сложных мыслительных анализов я слишком измотана. Иду в ванную перевязать пальцы. Болезненно морщусь от каждого соприкосновения бинта с кожей. Потом кое-как дотаскиваюсь до спальни. Хани спит на моей постели – точнее, на самом краешке матраса, свернувшись этаким стручочком фасоли. Тихонько ложусь рядом, прислушиваюсь к ее дыханию. Стараюсь не уснуть, но и не думать о событиях уходящей ночи. О Черном Человеке. Стараюсь не думать о своем… провале со скрипкой.

Поскольку, если рассудить честно, еще хуже нападения со стороны этого Чудовища Ночных Кошмаров – то, что произошло раньше. Вернее, не произошло. Я не достала ключей к темнице Джесса. Не добыла сведений, способных оправдать его. А только наткнулась на новые тайны. Подкинула сама себе вопросов.

С болью уснула – с болью и просыпаюсь. Повсюду: в плечах, в руках, даже в кончиках пальцев. В спине, в шее. Нет части тела, которая не ныла бы. Однако больше всего пострадал мой внутренний мир. Психологически мне гораздо хуже, чем физически. Все, что наговорил Джим, и тот ад, сотворенный Черным Человеком, – они теперь постоянно со мной. Впечатление такое, словно я разучилась думать и действовать. Не знаю, куда себя девать. Мне никогда не хотелось быть человеком, пассивно взирающим на поток событий, плывущим по течению, безропотно приемлющим обстоятельства… А сегодня вот хочется.

Остаюсь лежать в кровати и смотреть вверх, представляя себе, что наш побеленный потолок крыт не штукатуркой, а посыпан чистым-чистым песочком утреннего пляжа, сразу после отлива, без грубых следов от ног отдыхающих или шин проехавших недавно автомобилей. Вот так и сегодняшний день простирается передо мной – прекрасным участком первозданной, дикой природы, еще не тронутой моими собственными ошибками и решениями. Если не подниматься с постели, не выходить из комнаты, он таким и останется. Открытой поляной неиспользованных возможностей…

Потом до меня доносятся звуки реального мира – мама грохочет на кухне посудой, вполголоса разговаривает с Хани, а та, поглощая (видимо) завтрак, между глотками чая напевает алфавит на мелодию песенки.

Усилием воли чуть ли не за шкирку вытаскиваю себя из кровати. Пальцами ног взрыхляю воображаемый песок на полу. Если не собраться, не взять себя в руки сейчас, Джесс останется в застенке навеки. От меня проку не слишком много, но другой подмоги ему ждать неоткуда.

– Мама, я хочу навестить Джесса, – выпаливаю, набравшись наконец храбрости выползти на кухню. – Почему мы к нему до сих пор не ходили?

Лично мне понятно только, отчего я сама раньше не поднимала этой темы – боялась выдать себя. Показать сомнение на лице. Или даже, пожалуй, получить в результате такой встречи еще больше поводов для них. Но мама-то, мама почему не идет?

Она устало моргает из-за своей чашки с дымящимся кофе. Все в том же вчерашнем махровом синем халате.

– Он заявил, что не желает меня видеть.

Конечно. И теперь я точно знаю почему. Брат все эти годы не мог простить ей измены папе с Джимом. Интересно, что бы она сказала, если бы узнала о вчерашней беседе с привидением своего второго мужа? Обо всем, что оно мне наговорило. Не уверена, есть ли хоть доля правды в его намеках насчет Джесса, но об их делах с мамой дух точно не солгал. Мне бы, наверное, тоже впору пылать гневом. Но, боже, у нее с утра такой вид – потерянный, усталый, – что даже мысль о том старом грехе вызывает скорее жалость к бедняжке.

– Со мной поговорить он не откажется, держу пари. – Неповрежденной рукой машинально отщипываю куски от пончика с сахарной глазурью у нее на тарелке.

– Нет, одной тебе нельзя. Тогда придется мне идти с тобой. – Она решительно ставит чашку и легонько шлепает меня по ладони. – И хватит ковыряться в чужой еде. Вон на стойке целая упаковка: бери сколько угодно.

– Может, взять тетю Ину? – Стряхиваю с пальцев сахарную пудру.

Мама склоняет голову набок и бросает на меня свой фирменный скорбный взгляд под кодовым названием «ах, не питайте ложных надежд».

– Твоя тетя даже за продуктами сходить не в состоянии.

– А я все-таки ей предложу. Она в списке тех, кому разрешены свидания, есть?

– Нет, но можно вписать.

– Впишешь, ладно?

– Хорошо. – Мама резким движением откидывает челку со лба. – И все, хватит приставать, дай спокойно кофе допить. И позавтракай уже, ради бога. Вид у тебя – краше в гроб кладут.

Видимо, о вчерашней ночи она решила вовсе не говорить. Или просто еще сил не набралась и готовится приступить к разговору, вдоволь накачавшись кофеином. Что ж, я, во всяком случае, не намерена ждать выяснения этого вопроса.