Эрика-Джейн Уотерс - Песнь призрачного леса [litres]

Однако мой сводный брат не ведет себя… как преступник. На его лице я не нахожу желания говорить правду, но и ничего дурного, кроме грусти и крайнего утомления, тоже не обнаруживаю. А вот если чей образ действий и вызывает подозрения, так это Фрэнков: он пьет горькую на месте убийства, оглашает ночь воплями!

Это внезапное озарение вытесняет из моей головы все приготовленные вопросы к Кеннету, и я торопливо выпаливаю:

– Знаешь, кого я видела вчера на стройке, перед тем как вызвать дух Джима? Твоего дядю. В полночь, совершенно пьяного. Стоял и кричал в пустоту. Как ты считаешь, не мог ли он…

Кеннет даже отскакивает в сторону, и бледное лицо его наливается краской.

– Новая идея? Теперь ты решила, что отца убил дядя Фрэнк? Какого черта, Шейди?!

Я не успеваю собраться с мыслями – он, потряхивая головой, устремляется прочь, но в последний момент останавливается.

– Если хочешь знать, дядя Фрэнк мне за долгие годы все уши прожужжал об умении не помнить зла. О снисхождении. О том, чтоб я простил папашу, которому на меня всегда было плевать, дал ему возможность «исправиться». О том, как сам простил и не винит, хотя из-за него, из-за моего отца, мол, помер их отец. Тебе никто не рассказывал? Папашу оставили сидеть и присматривать за дедушкой, а он вместо того улизнул из дома за бутылкой «Джека Дэниелса», а дедушка возьми да и отдай концы. Но дядя Фрэнк все простил и даже дал отцу работу, хотя отец все равно относился к нему кое-как, а на меня забил болт, и дядьке приходилось самому следить, чтобы я рос в нормальной обстановке. Дядя Фрэнк – отличный мужик. Тебе бы у него хорошему поучиться.

– Я Фрэнка ни в чем не обвиняла… просто подумала, тебе следует знать, что он был там ночью… На случай, если захочешь его расспросить, узнать, как он переживает… – Ложь чистой воды. Щеки у меня пылают.

– Ага, ага. А потом обвинишь меня? Я следующий на очереди?

Как могу, расправляю плечи.

– С чего ты взял?

Кеннет кривит губы в болезненной ухмылке.

– Ты не такая, какой я считал тебя, Шейди. – Разворачивается на каблуках, и меня почти физически придавливает к земле тяжесть его неприкрытого гнева. И моего стыда. Может, он прав, и я просто… ищу, в кого ткнуть пальцем, лишь бы не в Джесса?

Мне думалось: скрипка даст ключ ко всем загадкам. Разрешит все тайны. Но она оказалась лишь… этаким ножом для вскрытия писем, способным скользить по внутренней поверхности конверта, не разрезая его. Я уже почти страшусь выяснить, что там окажется. Страшусь, ибо по-прежнему не знаю, кто и за что убил Джима, в невиновности Джесса убеждена даже меньше, чем прежде, и нигде мне нет спасения – ни в роще, ни в мамином трейлере, ни во сне. На этом фоне тети-Инин дом представляется последним убежищем.

Приезжаю туда на полчаса раньше назначенного времени, и сразу – не успеваю еще даже мотор выключить – узел тревоги внутри меня как-то ослабевает. Провисает. В сгущающихся сумерках старый особняк выглядит как-то больше истинного размера. Азалии приятно мерцают в густой тени дубов и мхов. Ни одному постороннему прохожему это жилище не показалось бы безопасной гаванью, но я, поднимаясь по родным, знакомым с детства ступеням, ощущаю, как искусственные защитные стены, воздвигнутые мною вокруг себя, выполнив свою миссию, падают одна за другой.

В объятиях же тети Ины можно наконец избавиться и от тяжкого бремени невыплаканных слез, накопившихся со вчерашнего вечера в достатке. Папина сестра крепко прижимает меня к себе и мурлычет в макушку что-то непонятное, успокаивающее – совсем как я сама мурлычу Хани, когда ей грустно.

Покончив с рыданиями, перехожу к рассказу и не останавливаюсь, пока не выкладываю все, начиная с явления Джима из преисподней вплоть до явления Сары на бой с Черным Человеком. Причем, когда речь заходит о моей подруге, тетины глаза загораются радостным огоньком. Неизвестно, чем это кончится – надо скорее переходить к основной теме обсуждения.

– Сводишь меня в субботу на свидание с Джессом?

Она отстраняется.

– Куда, в тюрьму? Зачем?

– Не в тюрьму, а в изолятор временного содержания для несовершеннолетних. Там сидят только подростки, – поясняю я. – Мне необходимо встретиться с братом. Расспросить насчет всего, что о нем наговорил Джим, узнать, правда ли… в общем, сказал ли дух хоть слово правды. Знаешь, ты была права. Не стоило мне трогать скрипку. Теперь я сама понимаю. Следовало вначале просто поговорить с Джессом, как-то повлиять на него, пусть сам наконец все расскажет. Теперь я так и поступлю, еще не поздно.

– Ох, не знаю, Шейди…

– Ну, пожалуйста, тетя Ина! Понимаю, тебе это тяжело, но с мамой он общаться не станет, да и не хочу я, чтобы она слышала наш разговор. Это очень важно. Прошу тебя.

В тетиных глазах – неподдельный страх, но она собирается с силами и кивает.

– Хорошо.

– Спасибо. – Отираю со щек последние слезинки. – За все, за все. И за то, что пустила нас к себе порепетировать – тоже. Неудобно получилось – как снег на голову, сообщили в последний момент…

Тетя отмахивается от моих излияний.

– Это же и твой дом. Как был, так и остался. Можешь в любое время приводить сюда друзей. Но вот опять играть, так скоро после… этого ? Ты на пальцы свои посмотри.

Они наглухо заклеены Ханиными детскими пластырями с мультяшными картинками – в таком виде действительно музицировать трудно. Но важнее другое: готова ли я снова взять в руки скрипку, даже обыкновенную, свою, после вчерашней ночи, после изнурительной борьбы с ненасытным, холодным, как сама смерть, Черным Человеком? Что ж, если где и готова, то только в этом доме, среди привидений, знакомых с детства.

– Справлюсь! – обещаю я, но тетю это явно не убеждает.

Первыми прибывают наши близнецы, и Седар, едва переступив порог, сразу крепко сплетается со мной пальцами. Тетя Ина со значением вскидывает бровь – я в ответ смотрю на нее примерно так, как мама на меня, когда сердится.

– Не дом, а долбаный страшный сон на фундаменте, – выпаливает Роуз, еще не замечая тети Инны. – На всем чертовом Юге жутче места не найти. – Тут ее брат деликатно откашливается, и она спохватывается. – Ох. Простите. Я…

Тетя рассыпается веселым смехом.

– О, это точно. Жуть жуткая. Кругом полно духов. Но мне нравится.

Глаза гостьи прямо-таки расширяются от восторга, и, не успеваю я даже представить ее папиной сестре, как они вместе отбывают на экскурсию по «заколдованному дому».

Оставшись наедине с Седаром, тяну его за собой в гостиную и усаживаю на древнюю, видавшую виды тахту. Моей ладони он не выпускает. Более того – другой рукой сразу начинает гладить по щеке, по волосам… Наконец большой палец касается уголка губ – тут уж мне поневоле приходится заглянуть ему в глаза.