Роберт Чамберс - Король в Желтом

«Ты нашел Желтый Знак?»

«Ты нашел Желтый Знак?»

«Ты нашел Желтый Знак?»

Я был в бешенстве. Что он имел в виду? Проклиная его, я повернулся на бок и задремал, но проснулся разбитым и бледным, ибо вновь видел вчерашний сон, и это встревожило меня больше, чем хотелось признать.

Одевшись, я спустился в мастерскую. Тэсси сидела у окна, но, едва я вошел, встала и обняла меня, одарив нежным поцелуем. Она казалась такой грациозной и милой, что я поцеловал ее снова, а потом сел за мольберт.

– Эй! А где мой вчерашний этюд? – спросил я.

Тэсси, казалось, знала, но не ответила.

Я принялся рыться в груде холстов, поторапливая:

– Поспеши, Тэсс, приготовься. Надо использовать утренний свет.

Наконец я сдался: обернулся, чтобы взглянуть, не найдется ли пропажи где-нибудь в комнате, и увидел, что Тэсси стоит у ширмы, все еще одетая.

– В чем дело? – спросил я. – Ты в порядке?

– Да.

– Тогда поторопись.

– Ты хочешь, чтобы я позировала тебе, как… как всегда?

Теперь я понял. Возникла новая сложность. Я потерял лучшую натурщицу, которая позировала мне обнаженной. Я посмотрел на Тэсси. Ее лицо пылало. Увы! Увы! Мы вкусили запретный плод, и невинность Эдема осталась для нее сладким воспоминанием.

Полагаю, она увидела мое разочарование, и сказала:

– Я буду позировать, как ты хочешь. Этюд за ширмой, я его спрятала.

– Нет, – ответил я, – мы начнем новый.

Я заглянул в гардеробную и отыскал мавританский костюм, расшитый блестками. Он был настоящим, и Тэсси удалилась за ширму, совершенно очарованная. Когда она вернулась, я застыл в восхищении. Ее длинные черные волосы перехватывала нитка бирюзы, концы которой касались сверкающего пояска. На ногах были вышитые остроносые туфли, юбка в серебристых узорах спускалась до лодыжек. Нижняя рубашка, темно-синяя и блестящая, тоже расшитая серебром, и мавританская стеганая курточка, украшенная стеклярусом и бирюзой, сидели на ней превосходно. Улыбаясь, она подошла ко мне. Я сунул руку в карман, достал из него золотую цепочку с крестиком и надел ей на шею.

– Это тебе, Тэсси.

– Мне? – переспросила она.

– Тебе. А теперь пора за работу.

С лучезарной улыбкой Тэсси убежала за ширму и тотчас же возвратилась с маленькой коробочкой, на которой было написано мое имя.

– Я хотела подарить ее вечером, когда пойду домой, – сказала она, – но ждать нет сил.

Я открыл коробочку. Внутри на розовом шелке лежал аграф из черного оникса, украшенный странным золотым символом или буквой. Знак не был арабским или китайским и, как я узнал позже, вообще не принадлежал к человеческим языкам.

– Это все, что я могу подарить тебе на память, – робко сказала Тэсси.

Я был встревожен, но ответил, что ценю ее заботу, и пообещал никогда не снимать украшения. Тэсси прикрепила его на лацкан моего пальто.

– Это безумие, Тэсс, покупать мне такой дорогой подарок, – добавил я.

– Я и не покупала, – рассмеялась она.

– Откуда же он у тебя?

Тэсси рассказала, как нашла аграф, возвращаясь из океанариума, и давала объявления в газеты, пока не потеряла надежду разыскать владельца.

– Это случилось прошлой зимой, – сказала она. – Тем вечером я увидела первый сон о катафалке.

Я вспомнил свой вчерашний кошмар, но предпочел промолчать. Пару минут спустя мой карандаш летал по холсту – Тэсси замерла на подиуме.

Следующий день обернулся катастрофой. Перенося холсты в тяжелой раме с одного мольберта на другой, я поскользнулся на натертом полу и упал, приземлившись на оба запястья. Растяжение оказалось столь сильным, что я не мог держать кисть и был вынужден шататься по мастерской, взирая на незаконченные наброски, пока в отчаянье не сел курить, сжимая сигарету дрожащими от ярости пальцами. Дождь бил в стекла и стучал по крыше церкви, сводя с ума своей бесконечной болтовней. Тэсси вышивала, сидя возле окна. Время от времени она поднимала голову и глядела на меня с такой искренней жалостью, что я стыдился своего раздражения и думал, чем бы себя занять. Я прочел все газеты и книги в библиотеке, но, решив, что нужно как-то отвлечься, подошел к книжным шкафам и одну за другой открыл дверцы локтем. Я знал каждую книгу – по цвету корешка. Бродил по комнате, рассматривал их, насвистывал, чтобы сохранить присутствие духа, и уже хотел пойти в столовую, когда заметил книгу в переплете из змеиной кожи, стоявшую в углу верхней полки в последнем книжном шкафу. Я не помнил ее и не мог разобрать бледной вязи на корешке, так что вернулся в курительную и позвал Тэсси. Она пришла из мастерской и забралась на стул, чтобы достать том.

– Что это? – спросил я.

– «Король в Желтом».

Я застыл, потрясенный. Кто принес его сюда? Как он попал ко мне? Давным-давно я решил, что никогда не открою этой книги, и ничто на свете не могло заставить меня купить ее. В страхе, что любопытство погубит меня, я отводил взгляд, едва завидев ее на прилавке. Если когда-то мне и хотелось прочесть «Короля…», то ужасная трагедия, случившаяся с юным Кастейном, моим приятелем, уберегла меня от изучения этих проклятых страниц. Я отказывался слушать даже разговоры о пьесе – никто не осмеливался обсуждать второй акт – и не имел ни малейшего представления о том, что скрывается под обложкой. Я глядел на отвратительный крапчатый переплет будто на живую змею.

– Не трогай ее, Тэсси, – сказал я. – Спускайся.

Моего предостережения хватило, чтобы разбудить женское любопытство: прежде чем я смог ее удержать, она схватила книгу и, улыбаясь, выпорхнула в мастерскую. Я звал ее, но Тэсси ускользнула, смеясь над слабостью моих рук. Раздраженный, я последовал за ней.

– Тэсси! – закричал я, входя в библиотеку. – Послушай, это не шутки! Отложи книгу. Я не хочу, чтобы ты открывала ее.

В комнате никого не оказалось. Я обошел обе гостиные, спальни, прачечную, кухню, наконец, вернулся в библиотеку и принялся за поиски всерьез. Тэсси спряталась так хорошо, что я нашел ее лишь полчаса спустя – съежившуюся, тихую и бледную у решетчатого окна в кладовой наверху. Хватило и одного взгляда, чтобы понять: она наказана за свое безрассудство. Книга лежала у ее ног, открытая на втором акте. Посмотрев на Тэсси, я понял: уже слишком поздно. Она прочла «Короля в Желтом». Я взял ее за руку и увел в мастерскую. Тэсси, похоже, была в шоке и, когда я велел ей лечь на диван, безмолвно подчинилась. Некоторое время спустя ее глаза закрылись, а дыхание стало глубоким и ровным, но было непонятно, удалось ли ей заснуть, и я еще долго сидел рядом. Тэсси не двигалась и не говорила. Наконец я оставил ее, вернулся в пустую кладовую и менее поврежденной рукой поднял книгу. Она казалась тяжелой, будто свинцовая пластина, но я принес ее в мастерскую, раскрыл и, сидя на коврике у дивана, прочитал от начала и до конца.