Петернелл ван Арсдейл - Пожиратели душ

В прежние времена она чувствовала себя голой, если платье не было наглухо застегнуто. Однако весеннее тепло, влажность, поднимающаяся от озер, ловля рыбы сетями и приготовление пищи на костре требовали других нарядов вместо длинного тяжелого платья, сковывающего движения. Алис поймала себя на том, что испытывает зависть к женщинам Лэйкса, носившим свободные рубашки, как у мужчин, и даже штаны. На третий день пребывания Алис в Лэйксе Бети сунула ей в руки целую кипу сложенной одежды и сказала:

– Ну-ка, дитя, примерь. От одного твоего вида меня в пот кидает.

Алис густо покраснела и поблагодарила Бети, после чего долго выжидала, чтобы остаться одной и посмотреть, что ей предложили. В стопке нашлись две льняные рубашки, линяло-голубая и белая, две пары плотных льняных штанов, свободных в бедрах и прихваченных у щиколоток. Был там и коричневый кожаный ремень, чтобы подпоясать штаны. Вечером, пока небо еще оставалось светлым, Алис улизнула в свою палатку и примерила обновки. Открытая у ворота рубашка пропускала вечерний воздух, ветерок обдувал шею – а-ах, чистое наслаждение! Штаны были просто волшебные. Девушка нагибалась, садилась, вставала, потягивалась – нигде не жмет, не стесняет движений. Прочь путы, можно делать широкие шаги, двигаться, подчиняясь воле тела. На следующее утро Алис вышла из палатки, одетая как исконный житель озер: волосы каскадом спускаются на спину, свободная от жесткого воротничка шея нежится под солнцем и легким ветерком, ноги шагают широко и свободно. Сиан улыбнулся, глядя на нее, и просунул палец под ремень:

– А это что такое?

Паул чуть не облился чаем, когда увидел Алис.

– Гляди-ка, наша девчушка из Гвениса наконец поняла, что значит жить в Лэйксе! – радостно завопил он.

Бети рассмеялась. Бети всегда смеялась.

На короткий драгоценный миг Алис почувствовала себя счастливой, как чувствовали себя счастливыми ее ноги в широких штанинах.

Она сама поражалась легкости, с какой вписалась в образ жизни, принятый в Лэйксе. Как будто наконец смогла положить голову на подушку, после того как слишком долго спала на жестком полу. Простота и свобода жизни, принятой в Лэйксе, захватили ее. Она восхищалась легкости отношения местных жителей ко всему, хотя не была уверена, что сама сможет вести себя столь же свободно и открыто. Она поймала себя на том, что начала представлять собственное будущее – с Сианом. Мечтала разделить свое счастье с Инид и Мадогом, когда они найдутся. Она научит Рена управлять лодкой, как Сиан научил ее саму.

Когда она первый раз проснулась на дереве, все ее надежды рухнули. Словно телега в наезженной колее, Алис соскользнула в прежние, знакомые чувства: страх, сомнения, обреченность. И, как и в прежние времена в Дефаиде, все это она держала в себе.

А потом пошли перешептывания.

Жители озер, хоть и одевались иначе, чем деревенские, вовсе не были такими бесстрашными, какими казались. И когда Паул и Бети рассказали о пожаре в Дефаиде, о том, что Писгод закрыт для торговцев, а Таррен скоро последует за ним, для озерских известия оказалось настоящим ударом. Оно и понятно. Им не грозил голод из-за плохой торговли, поскольку наступила весна, когда в озерах много рыбы и вокруг полно дичи, а потом созреют ягоды, вылезут грибы, появится всякая зелень. Но те товары, ради которых озерские ездили по деревням, – зерно и седла, копченое мясо, сало, масло, картофель и яблоки, – будут в недостатке. Острый слух Алис улавливал приглушенные разговоры по вечерам вокруг костров. И не один раз она слышала свое имя, произнесенное слишком громко, потому что говоривший не успел заметить, что Алис стоит неподалеку. Не единожды высказывалось мнение, что все беды начались с появлением этой деревенской девочки.

Алис делала вид, что ничего не замечает, и точно так же притворялись Паул, Бети и Сиан. Паул рассказывал всякие небылицы, Бети хохотала. Бывало, что супруги слишком много пили, а бывало, что нет. Сиан по-прежнему улыбался. Никто из них не признавал, что по Лэйксу гуляют слухи; наоборот, все старались ее отвлечь и отвлечься сами. Когда вокруг костра наступала тишина, Бети начинала строить планы на те времена, когда в Лэйкс прибудут дети Гвениса. Иногда у Алис поднималось настроение от ее рассказов, но чаще она начинала еще больше тревожиться о том, что могло стрястись с сиротами по пути в Лэйкс. Когда Алис начинала вслух считать, сколько прошло дней после пожара, Паул принимался убеждать ее в том, что дети передвигаются медленно, что так и должно быть. Они идут вдоль реки, чтобы добраться сюда, говорил он, а река петляет. К тому же у них на руках малыши. Терпение, девчушка, они вот-вот появятся. Алис очень хотелось верить ему.

После того как она первый раз проснулась на дереве, она надеялась, что это не повторится. Может, ее сюда привел дурной сон, думала она. Но сама себе не верила. И назавтра она снова оказалась на дереве – и все последующие ночи тоже просыпалась там. Каждый вечер она ложилась спать в страхе, что это произойдет. Она завалила выход из палатки грудами одежды, горшками, мешками с картошкой, придумывала разнообразные препятствия, которые задержат ее, разбудят, остановят. Она лежала в постели, стараясь успокоиться, и перебирала в пальцах лоскут ткани с вышитыми именами детей Гвениса, как будто они могли бы удержать ее на месте, внизу, на земле. Но каждую ночь происходило одно и то же. Она просыпалась, балансируя на ветке, точно птица, и оглядывая окружающее пространство, как делают совы.

И конечно, на ум ей сразу приходили пожирательницы душ. Эти сестры с совиными глазами и любовью к темноте. Им было в ней удобно. Она гадала, не так ли спят пожиратели душ: высоко над землей, на ветвях деревьев, настороженные и зоркие. А ведь Алис уже решила, что с ночными бдениями покончено. Глупышка Алис.

К концу десятого дня ее пребывания на озерах Алис стала думать, что скоро сойдет с ума, если не сбежит от этих людей. Ей вспомнилось, как Сиан описывал Лэйкс: много людей и запахи. В носу у нее щекотало от ароматов, уши гудели от голосов. Сиан умел хранить молчание, и, рыбача вместе с ним или помогая ему чинить сети, она обретала, хотя бы на короткое время, желанный покой. Но жившая в ней мерзость, ее позорная тайна была настолько ужасной, что Алис невольно поступала, как все девочки: старалась казаться хорошей.

Поэтому, вместо того чтобы без конца прилагать усилия и производить должное впечатление, она ушла из лагеря и отправилась в лес, желая наконец побыть самой собой. Лес в этих краях был еще гуще, чем тот, что разделял Гвенис и Дефаид. Гуще и влажнее. Деревья казались живыми, будто могли перемещаться на корнях, когда никто не видит. Из стволов тянулись ползучие плети, а растущий на них мох напоминал волосы.