Петернелл ван Арсдейл - Пожиратели душ

– Мы сумели проскочить в ворота, – начал Паул. – Едва успели.

Он сел и протянул руки к огню. Казалось, его лицо съежилось, как если бы за день из него изъяли некое измерение жизни.

– Думала я, в Писгоде народ получше будет, чем эти из Дефаида. Какое там! – махнула рукой Бети, садясь рядом с мужем. – Они и пальцем не пошевелят, чтобы помочь людям. Ни единым пальцем. Даже детям. Бедные дети! – Она взглянула на Сиана: – Ты можешь себе представить?

– Могу, – отозвался Сиан. – Они боятся.

– Плевать мне, что они наложили в штаны от страха, – заявил Паул. – Оставить детишек без всякой защиты, как это называется? А когда сгорит Ограда вокруг Писгода, куда они побегут? В Таррен? Да, не иначе. И эти деревенские смотрят на нас, озерских, сверху вниз. А что они про нас болтают! – Он глянул на Алис, и она против воли густо покраснела. – Ага, знаем-знаем, что они болтают. Но мы никогда не были такими холодными и бессердечными, такими злыми, как они. Самое настоящее Зло – вот кто они. Если вспомнить их байки про Зверя, то они сами звери и есть.

Он замолчал, словно у него не осталось слов, чтобы выразить свое отвращение. Сиан передал ему кружку с чаем и спросил:

– Они ищут Алис?

– Бдят вовсю. Ни одна девочка ее возраста, если она сама не живет там, не проскользнет через ворота Ограды. И ни одной такой и близко нельзя туда подходить. А пока они занимаются тем, чем деревенские всегда занимались. Вышвыривают торговцев и накрепко запирают за ними ворота. Они нас выгнали, да и того всадника из Дефаида тоже. Представляете? Бедолага. Алис, девчушка, мне жаль это говорить, но если… – Паул осекся и, помолчав, продолжал: – Когда Мадог с Инид и все остальные доберутся до Писгода, их там никто не ждет, так что детям придется идти дальше. А пока что тебе нельзя тут оставаться. Они убьют тебя, если попадешься им на глаза. Это дело ясное.

Все четверо молчали, и впервые Алис почувствовала, что на нее никто не смотрит. Ей хотелось возразить, что она останется и будет наблюдать, но сил сопротивляться уже не было.

Сиан положил руку ей на плечо:

– Алис, послушай меня. Инид, Мадогу и всем остальным имеет смысл отправиться в Лэйкс. Когда они поймут, что в Писгоде им нечего ждать, Мадог и Инид вспомнят о Пауле. Они узнают, как его найти, а в Лэйксе их будут рады принять.

Лицо Паула немного просветлело.

– Так и есть, девчушка, так и есть. Мальчик прав. Сейчас уже не так холодно, и света больше в это время. Твои друзья найдутся. А пока вспомни, что они все вместе.

Действительно вместе? Алис пыталась убедить себя, что Паул прав. Они вместе, а не каждый сам по себе. Она оглянулась на лес. Вспомнила Анжелику и Бенедикту, маленького Дельвина; вспомнила, как он пел ей, стремясь проникнуть ей в разум, как запускал тонкие пальцы ей в душу.

Никто из них не одинок.

Рука Сиана коснулась ее волос, и Алис ощутила ее тяжесть. Ей хотелось найти утешение в его прикосновениях.

Паул продолжал кивать, хотя все уже было сказано.

– Едем домой, в Лэйкс. Не нужно искать их. Они сами нас найдут. И все вместе мы заживем припеваючи!

Ох, и любит же Паул приукрасить, подумалось Алис.

Огонь разгорался, но пожиратели душ не чувствовали его жара. Они смотрели, как пламя втягивает, вдыхает и поглощает все вокруг. Они ничего не чувствовали.

Люди бежали, и пожиратели душ заключали их в свои объятия. Пожиратели душ чувствовали вкус страха, они упивались им, но не могли насытиться. Страх обжигал.

Тогда Анжелике стало понятно: они сами горят изнутри.

– Мы – огонь, – сказала она сестре и мальчику. Они будут жечь, жечь и жечь. Жечь, пока не останется ничего, что способно гореть.

Они сожгут все дотла.

В первый раз Алис проснулась на дереве ровно через пять дней после того, как поселилась в Лэйксе. Она открыла глаза среди ночи. Ее обдувал легкий ветерок, под ногами ощущалась кора дерева, ночная рубашка задевала ствол. Алис сидела на ветке. Как птица.

Ни на секунду между сном и пробуждением она не подумала, что все это ей снится. Ни на секунду не испугалась, что упадет. Она ощущала землю далеко внизу, но ноги уверенно держали ее, и она прочно сидела на корточках. Ей казалось, стоит только раскинуть руки и податься вперед, и она тихо спланирует вниз.

Однако вместо этого Алис вцепилась в ветку. С каждой секундой она все больше приходила в себя, сознавая, что случилось нечто непонятное. Девочки не просыпаются на деревьях. Существа просыпаются. Значит, ее страхи подтверждаются: она становится существом.

Именно тогда Алис и раздвоилась. Одна ее часть, внешняя, продолжала жить дальше. Она общалась с людьми, ела – или пыталась есть – и спала в палатке под одеялами. А внутренняя часть, та, которая и была настоящей Алис, не показывалась людям. Внутренняя ее часть жила на деревьях в лесу, втягивая воздух и принюхиваясь к запахам. Алис приехала в Лэйкс, полная надежд. Несмотря на пережитые ужасы, она ждала, что жизнь вот-вот повернется к ней другой стороной. Она потеряла Мать и Отца, тосковала по ним. Но Дефаид не стал ей домом. Она никогда не хотела считать его своим и не считала. А с того момента, как она решила отправиться в Лэйкс вместе с Паулом, Бети и Сианом, она мечтала найти там покой. Надеялась присоединиться к тамошним жителям и знать, что они приняли ее, что она стала своей. И Алис лелеяла это желание с большей страстью, чем любые мечты, которые позволяла себе раньше. Сирота из Гвениса, вечный сторож в Дефаиде, она привыкла не заглядывать вперед. В Дефаиде у нее не было будущего, во всяком случае, лучшего, чем то, что она имела. Те дни остались позади, но с того момента, как она проснулась на дереве, Алис уже не могла прогнать печальную уверенность, что и здесь она не сумеет обрести мир. Носитель тьмы – вот что она такое. И никогда она не уйдет от этого, потому что нельзя уйти от самой себя.

С самого начала жители Лэйкса были приветливы, и Алис радовалась, глядя, сколько свободы в их жизни. Девушка знала, что они отличаются от деревенских, но даже не представляла, до какой степени. В деревне люди выглядели похожими, как две капли воды: одинаковые накрахмаленные воротнички, одинаковая накрахмаленная кожа, одинаковые накрахмаленные лица. Озерских объединяло лишь одно: сумбур, который царил во всем. Одежда их была сплошной сумбур: нелепая смесь форм и цветов. Их жилища представляли собой сумбур из палаток и хибар. То, что они называли работой, на самом деле выглядело сумбуром занятий, которые менялись каждый день, и каждый день подчинялся сумбуру. Если неохота было рыбачить, озерские не рыбачили. А если вставали чуть свет, чтобы ткать, шить или солить рыбу, но настроения не было, они ничего не делали. И никакого крахмала. Никаких воротничков. Там были женщины с короткими волосами и мужчины с шевелюрой по пояс. И у мужчин, и у женщин в ушах висели серьги, а кожу покрывали разные знаки, слова и рисунки, нанесенные чернилами. Алис видела там людей, которые не были ни мужчинами, ни женщинами, а были либо и тем и другим, либо ни тем и ни другим. Все это Алис нисколько не тревожило, а лишь забавляло. Она даже привыкла распускать волосы и одеваться так, как ей хотелось, а не так, как велят.