Петернелл ван Арсдейл - Пожиратели душ

Пища снова потеряла вкус. На следующее утро после встречи с Анжеликой, когда Алис попыталась съесть на завтрак пирожки с рыбой и хлеб, предложенные Бети, оказалось, что на вкус они отдают золой. В страхе, что Бети, Паул и Сиан спросят, почему она не ест, Алис заставила себя откусывать небольшие кусочки, потом вставала под предлогом, что надо сходить за водой, хлебом или добавкой, и забирала с собой тарелку, потихоньку вытряхивая еду обратно в котел. Два дня спустя ей пришлось затянуть туже ремень вокруг пояса, чтобы штаны не сваливались.

Но еще хуже были видения. Днем Провал являлся ей постоянно. Алис стала бояться моргать. Едва она закрывала глаза, черная пустота полностью завладевала ею. Все вокруг исчезало, пока болезненное биение сердца не возвращало ее в реальность, к обычному пейзажу Лэйкса. Алис была здесь, настоящая, во плоти; она прикасалась и чувствовала прикосновения, и при этом ее здесь не было. В ее жизни не осталось ничего реального. Лэйкс и его жители, Паул, Бети, Сиан, – все они казались плодами воображения: прикоснись – и рассыплются в прах.

Все, что Алис видела и слышала, к чему прикасалась, стало тусклым. Ей казалось, что свет внутри нее иссяк – свет, о существовании которого она даже не подозревала, пока он не начал затухать, а от прежнего огня осталось лишь тление.

С тех пор как она попыталась забрать душу Керис, Алис твердила себе: если она поймет, что представляет угрозу для близких, она уйдет и будет жить одна. Теперь же правда стала очевидной. Алис не может убежать от чудовища, потому что чудовище – она сама. И она должна уйти, прежде чем причинит зло. Уйти как можно скорее. Пока не появились Инид и Мадог с остальными детьми.

Уход обещал быть мучительным. Как ребенок, Алис цеплялась за крохи уюта, которым Паул и Бети окружили ее, жаждала тепла, которое дарил ей Сиан. Мысль о том, что она потеряет их всех, была настолько болезненной, что девушка едва удерживалась от слез. И поэтому, вместо того чтобы уйти немедленно, как следовало поступить, она каждую ночь просыпалась на дереве. Тогда Алис слезала со своего насеста и возвращалась в палатку. Дрожа, с бьющимся сердцем она забиралась под одеяло и снова засыпала. А утром просыпалась и оставалась еще на один день. За завтраком она смотрела на Сиана и думала: «Завтра я уйду от него». Но не уходила. Она не рассказывала ему, что с ней творится. Ей достаточно было представить его лицо, когда она поведает ему о пробуждениях на дереве, о Провале, о том, как ее потянуло тогда к Анжелике, и о явном удовольствии отнимать чужую душу, чтобы понять: все то доброе, что Сиан видел в ней и испытывал по отношению к ней, превратится в ужас и отвращение.

Алис многое пережила, но этого она не переживет. И картина отвращения Сиана, терзавшая ее воображение, в конце концов стала решающей. Алис уйдет на следующее же утро, как можно раньше, пока все еще спят. За ужином она особенно много смеялась шуткам Паула, а после помогла Бети с посудой. Не дожидаясь, пока Бети заключит ее в жаркие объятия, девушка сама подошла к ней, крепко обняла и постаралась как можно глубже вдохнуть смешанный запах лаванды и бараньего сала.

Она не попрощалась на ночь с Сианом. Дождавшись, пока он отправится за дровами в сарай, где их сохраняли от влажности, она сказала Паулу и Бети, что очень устала. Потом ускользнула в свою палатку и особенно плотно завязала полог. Это задержит ее в палатке на некоторое время, чтобы успеть передумать, если она вдруг поддастся искушению найти Сиана и позволить ему уговорить ее остаться.

Еще днем она наполнила бурдюк водой и взяла чуточку еды, хотя не представляла, сможет ли есть. Потом собрала одежду, которую отдала ей Бети, и взяла мамино пальто. У нее будет с собой нож, тот, что сделал Отец и подарила ей Мать. Она воскресила в памяти их лица, ей вспомнились шершавые руки Матери, опилки в ушах Отца. У нее остался лоскуток с вышитыми именами детей Гвениса. Этого хватит, чтобы жить дальше.

Алис понятия не имела, куда пойдет. Главное, подальше отсюда, где никто из близких не найдет ее, не пострадает от ее действий и не ужаснется, поняв ее сущность. Возможно, уступая любопытству, оставшемуся после рассказа Рена, она попробует добраться до большой воды. И увидит бескрайнюю синеву. Что бы ни случилось с ней потом, она хотя бы будет знать, что видела море.

В эту ночь она даже не пыталась загородить себе выход. Если раньше она все равно просыпалась на дереве, значит, нет смысла повторять попытку. Закончив приготовления, девушка залезла в постель, не сомневаясь, что сон не придет.

Лежа в темноте, Алис слушала, как звуки лагеря то усиливаются, то, наоборот, затихают. До нее доносились голоса озерских, то тихие, то громкие. Время от времени кто-то затягивал песню, несколько раз до ушей долетало фырканье Бети. Алис пыталась различить негромкий голос Сиана, но так и не услышала его.

Веки ее сомкнулись, и Алис почувствовала, что засыпает. Она еще успела удивиться этому, прежде чем глаза окончательно закрылись и она погрузилась в сон.

Алис все лезла и лезла наверх. Разреженный воздух обжигал легкие, и она не могла глубоко дышать. Но она продолжала лезть, потому что ее вел Зверь. Она видела впереди его покрытую шерстью спину и кожистые крылья. Он хотел ей что-то показать. Что-то важное. Поэтому она продолжала карабкаться вверх.

Вот он, впереди, знакомый и страшный Провал – гигантский, зияющий, продолжающий расширяться. Деревья и кусты по краям, не в силах цепляться корнями за почву, скатывались вниз, исчезая в пустоте. Зверь обернулся и посмотрел на нее. Алис погрузилась в его глаза, влажные, черные, мудрые, и теперь ей стало ясно, что́ он потерял и что навсегда исчезнет в Провале. Она узнала, что с каждой сгинувшей в Провале душой страшная рана в земле углубляется. Зверь посмотрел вниз, себе на грудь, и вдруг она распахнулась прямо посередине, и вместо ребер, легких и сердца Алис увидела только темноту и пустоту, боль и утрату. Она закричала и стала оглядываться по сторонам, словно надеясь найти помощь.

Зверь покачал головой. Вдохнул и выдохнул. И заговорил. Но это не был его голос. Алис услышала голос Матери:

– Нет, дитя. Никто теперь мне не поможет. Никто, кроме тебя.

– Алис, Алис, ты проснулась? – Голос Сиана ворвался в ее сон.

Алис открыла глаза. Сквозь щели в полотняную палатку проникало солнце. Было уже позднее утро. Она очнулась в своей постели после долгого и глубокого сна. Ночь давно уже кончилась, но Алис не сидела, скорчившись, на дереве. Она лежала под одеялом, как обычная девочка – девочка, которая слишком долго спала.

Она села и оглядела палатку. Увидела собранный накануне мешок рядом с пологом. Теперь уже у нее нет возможности уйти. Алис не сразу вспомнила, почему она должна это сделать.