Элизабет Ли - Ведуньи [litres]

Скоро уже и солнце взойдет, и я поспешно выхожу из дома, выбрасываю ядовитую кашицу, возвращаюсь и тщательно мою плошку. Потом иду к себе, одеваюсь, подкалываю волосы, надеваю чепчик, натягиваю чулки. Одежда дает мне приятное чувство защищенности. Она не только прячет меня, но и обеспечивает мою безопасность.

В этот день они мыли овец. Дэниел насквозь промок и промерз, стоя в реке, его аж трясло, несмотря на жаркий июньский день. Руки у него были красные, воспаленные от холодной воды, и все мышцы ныли от усталости не только из-за мытья, но и потому, что удерживать отчаянно сопротивлявшихся овец, загнанных в воду, было непросто. Насекомые облаком вились над ним и безжалостно жалили.

Только когда Гэбриелу самому понадобилось отлучиться по малой нужде, он разрешил сделать перерыв, и Дэниел, выбравшись на берег, первым делом хорошенько глотнул поссета. Этот горячий напиток из молока, вина и пряностей Бетт всегда готовила в такие дни; поссет еще не успел остыть, и от него по всему телу сразу разлилось благодатное тепло. Но спина и плечи продолжали ныть – слишком долго он простоял в воде, согнувшись, – а кожа на руках казалась дряблой и морщинистой.

– А, вот и ты! – воскликнул Гэбриел, хотя они все утро проработали бок о бок, и хлопнул его по спине. Но как-то слишком сильно хлопнул. Да и в голосе его Дэниелу почудилось некое напряжение. На шутку это было мало похоже. Особенно фальшивый тон.

Дэниел чуть не поперхнулся и, прикрыв глаза рукой от солнца, всмотрелся в лицо Гэбриела. Его губы кривила какая-то непривычная усмешка.

– Ты… ты хочешь продолжать работу? – спросил Дэниел.

– Я-то… да нет. Думается, можно и поговорить чуток. – Гэбриел зычно откашлялся, посмотрел сперва в небо, потом на Дэниела и прибавил: – Как мужчина с мужчиной.

Дэниел был поражен: насколько он знал, ничто не смогло бы заставить Гэбриела воспринимать его как равного и говорить с ним «как мужчина с мужчиной». Но он все же постарался не показать своего удивления, и на лице его отразилась лишь слабая заинтересованность.

– Я только кружечку поссета хотел выпить, – сказал он.

Гэбриел кивнул:

– Я тоже с удовольствием выпью.

Они уселись под деревом, и каждый, моргая глазами, уставился в свою кружку. В тишине было слышно лишь, как овцы щиплют траву, подсыхая на солнышке. Первым прервал молчание Гэбриел:

– Ну что, все еще трахаешь эту девчонку?

Дэниел только посмотрел прямо на него, но ничего не ответил. Наверное, думал он, эту душу Господь замыслил для быка или хряка, и ей как-то несподручно находиться в теле такого человека, как Гэбриел.

Не выдержав его спокойного взгляда, Гэбриел покраснел. Потом залпом допил свой поссет, вытер рот и негромко рыгнул. Правая нога у него слегка дрожала.

Дэниел тоже прикончил свою кружку, встал и отряхнул штаны.

– Доярка-то у нас хорошенькая, как курочка-бентамка, – снова заговорил Гэбриел.

Дэниел перестал отряхиваться. У него было такое ощущение, словно земля плывет под ногами.

– Ты… Сару имеешь в виду?

– А кого же еще? Есть в ней что-то…

У Дэниела перехватило дыхание, в горле застрял колючий, как пук соломы, комок. Он хорошо помнил, что помощнику отца все время казалось, будто он где-то видел Сару. С самого первого раза, когда она появилась на ферме. Неужели он все-таки ее узнал?

А Гэбриел, сунув кружку в корзинку, спросил:

– Как ты думаешь, стала бы она смотреть на таких, как я?

Дэниел ответил не сразу, пытаясь понять, что на самом деле означает его вопрос. Может, это просто попытка заманить его в ловушку? Пожалуй, нет. В глазах Гэбриела была такая непривычная искренность, такая острая тоска, что Дэниелу стало неловко. Он чувствовал, что Гэбриел не пытается его обмануть, но все же боялся ему поверить, хоть и был тронут, и почти уже жалел его.

– Девушек-то у меня всегда хватало, и со многими я спал, – заявил вдруг Гэбриел, горделиво задрав подбородок. – Я не какой-нибудь невинный молокосос!

– Не сомневаюсь.

– Но сейчас я всерьез подумал: а не жениться ли мне?

Значит, никакого подвоха нет. Дэниел с облегчением вздохнул и расправил плечи.

– Но я, конечно, сам прекрасно могу разобраться и зерна от плевел запросто отличаю. А уж насчет женщин я бы точно не стал спрашивать совета у такого щенка, как ты. – В голосе Гэбриела явственно прозвучала ненависть, и он, сжав кулаки, наклонился над Дэниелом: – Да и ни у кого другого тоже.

Некая страшная картина мелькнула у Дэниела перед глазами, и он, стараясь ее прогнать, внимательно посмотрел на своего противника. Багровое, как закат, лицо Гэбриела было покрыто крупными каплями пота. Было заметно, что каждое слово дается ему с трудом; он выплевывал слова, точно горячие угли, обжигающие язык. Однако же не умолкал.

– Я тебя с ней видел, – сказал он.

Пусть пояснит, подумал Дэниел, хотя с трудом себя сдерживал. И, чтобы отвлечься, стал смотреть, как самая старая ярка, та, что предназначалась для пира в Иванов день, отряхнулась и подставила морду солнцу, зажмурившись от удовольствия.

– Я видел, как вы разговаривали, – продолжал Гэбриел. – И она улыбалась. Она всегда улыбается, когда ты с ней разговариваешь. А вот мне она никогда не улыбнется. Хотелось бы мне знать, что ей такое сказать нужно, чтоб она улыбнулась.

Он выжидающе смотрел на Дэниела, словно рассчитывал, что тот начнет над ним подшучивать.

– Я уверен, что в таком деле моя помощь тебе совершенно ни к чему, – сказал Дэниел.

Гэбриел нахмурился, отмахиваясь от мошкары.

– Но ведь я как раз о помощи тебя и прошу.

– Сара – девушка очень хорошая. Скромная. Сдержанная. К ней мягкий, осторожный подход требуется, – посоветовал Дэниел.

– Это вроде как потихоньку подкрадываться? – не понял Гэбриел.

– Ну да. Как к неизвестному зверю.

Это Гэбриелу было понятно; он даже кулаком по земле слегка пристукнул.

– Ладно, это я могу.

Он встал, но потом снова наклонился к Дэниелу и, едва не касаясь его уха губами, вполголоса сказал:

– А ты никому об этом не скажешь.

И это явно не было просьбой.

Дэниел еще некоторое время постоял на берегу, глядя, как его напарник затаскивает в воду очередную овцу. Он и сам не знал, зачем дал такой правдивый совет. Может, потому что хорошо знал, как Сара ненавидит Гэбриела? А может, просто от облегчения, которое испытал, поняв, что их тайна пока никем не раскрыта? Или, может, потому что просто не мог поступить иначе?

Магистат, постукивая каблуками, шел через двор к их дому. Человека в такой чистой и опрятной городской одежде ферма, пожалуй, никогда еще не видела. Дэниел никак не мог понять, как это Райту удается иметь такой лощеный вид, если кругом все покрыто пылью, а под ногами навоз. Магистрат молча прошел на кухню, внимательно осмотрел каждый угол в поисках паутины и даже пробежал пальцами по стене, возле которой стояла хмурая Бетт.