Сергей Королев - Черный Новый год [сборник litres]

Невесомые пронизывающие холодом объятия ужаса потихоньку сжимались, норовя сковать разум, и в попытке выскользнуть из них Семен стал думать о том, что осталось на Земле, вернулся мысленно домой. У них ведь там сейчас праздник. Тот самый, любимый с детства. День рождения – это здорово, тоже подарки и все для тебя, но настоящее волшебство, оно ведь только в Новый год, неуловимое, где-то в тихом перезвоне елочных игрушек прячется. Семен хмыкнул. Немного отпустило, и в уголках губ осталось ощущение улыбки.

Тяжелые ботинки вновь месили растекшуюся вязкую жижу, в свете фонаря она казалась серой, с едва уловимым розоватым оттенком. Семен брел дальше, отгоняя мысли о железной глотке, наполняющейся слюной. О пищеводе какого-то грандиозного существа и волнах желудочного сока, медленно захлестывающих одинокую человеческую фигурку. Стали попадаться пустые выскобленные каюты – никаких признаков жизни. Семен заглянул в казарменный блок, свет пробежал по рядам спальных капсул, некоторые оказались разбиты. В углу валялась помятая голая пластиковая елка. Трупов не было.

Пришелец не показывался. Образы родных, собравшихся у праздничного стола с селедкой под шубой и колбасными ромашками на тарелках, давно увяли. Клонило в дрему, мутило. Что это? Усталость? Стоило передохнуть, но что-то не позволяло ему остановиться. Упаковки с пайком ощутимо оттягивали карманы, при мысли о воде подкатывала тошнота. Ствол автомата стал неподъемным, луч фонаря путался под ногами.

…Когда слева проплыла дверь отцовского кабинета, Семен даже не удивился. Не замедлил шаг, и без того медленный. В далеком-далеком уголке сознания слабо и сонно ворочалось понимание: снова что-то происходит. Что-то ненормальное. Что-то плохое.

Кто-то шел впереди. Семен с трудом приподнял автомат, чтобы осветить спину в белом халате. Медсестра двигалась неспешно, руки согнуты в локтях – значит, что-то несет. Блики от фонаря змеились по зеленоватой плитке, превращая тоннель в усеянную самоцветами пещеру. Коридор вновь изогнулся, блеснули ряды ампул на подносе медсестры. Опять показался вход в папин кабинет, теперь справа, плеснул желтоватым сиянием лампы, и Семен повернул голову. Отец, показавшийся вдруг очень большим, сидел за великанским столом, низко склонившись над листком бумаги, и что-то писал. Издалека донеслось эхо курантов, вспомнился старенький «Самсунг» на микросветодиодах, пульт с полустертыми значками на кнопках. Отец не поднял головы на звук. Картина эта выглядела знакомой, притягивала и в то же время отталкивала. Как и с медсестрой, за привычной оболочкой тут крылось нечто пугающее, чужеродное. Семен еле волочил ноги, а распахнутые двери с отцом и длинношеей лампой на столе плыли и плыли к нему то слева, то справа.

Скрипя зубами и потея, Семен перевел взгляд на фигуру медсестры и тотчас пожалел об этом: та стала расти, надвигаться, расстояние между ними сокращалось. Он вскрикнул и приказал себе остановиться, приказал бежать прочь, только ноги не слушались. Он зарычал, замахал руками, уши заложило страшным давлением. А потом наступила темнота.

Несколько долгих минут Семен стоял без движения, зажмурившись, заслонившись автоматом. Вокруг было тихо. Коленки норовили подогнуться. Чужой тяжелый сковывающий взор скользил по телу. Изучал? Ждал, когда Семен шевельнется? Семен заставил себя вдохнуть спертый корабельный воздух, тихо выдохнул, снова вдохнул, глубже. Никого там нет. Никого там не было. Галлюцинации. Он уже приготовился разлепить веки, когда во мраке влажно заворочалось, хлюпнуло и поползло. Звук удалялся. Семен без сил повалился на пол.

В чувство привел промозглый холод. Разлитый повсюду кисель, поначалу утробно теплый, пропитал собой ткань комбинезона и остыл. Семен со стоном потянулся и сел. Стараясь унять дрожь, проверил оружие, включил погасший фонарь и осмотрелся. Блеснула размазанная по стенам жижа, на полу ее уровень доставал до щиколотки. Может, дело в этой склизкой гадости? Может, в ней галлюциноген? Семен макнул палец и осторожно поднес к носу: пахло болотом и сырым мясом. Он скривился и встал, осветив шахту, уходящую вдаль. И вдруг понял, что умрет здесь. Шансов вернуться на Землю попросту нет. Он сглотнул набежавший к горлу комок и, загребая ботинками густеющую кашу, побрел во мрак.

Коридор ветвился, будто нора грызуна-великана. К счастью, на стенах время от времени встречались более или менее понятные указатели. Семен останавливался глотнуть воды, прислушивался, иногда возвращался, чтобы выбрать другое ответвление. Порой он видел узорчатые следы подошв, смазанные отпечатки рук, еще реже – брошенные вещи. Скомканную перчатку. Оборванную цепочку с потемневшим православным крестиком. Потом был пищеблок с грудами выжатой и порванной в клочья упаковки, тут и там красовались разноцветные брызги, бывшие когда-то едой. На глаза попалась совершенно неуместная фарфоровая кружка, белая с алым сердечком и надписью «Папа». Семен подумал об Антохе и Тишке, которых, скорее всего, больше никогда не увидит. Никогда.

Семен вернулся в коридор. Казалось, он уже сотни лет блуждает по здешним лабиринтам. Оглянулся назад, всмотрелся вглубь колодца. Где-то там остались фантомы отцовского кабинета и медсестры. Говорят, спелеологи, заблудившиеся в пещерах без света, тоже рано или поздно начинают видеть всякое. Так что, может, и не нужен никакой галлюциноген? Может, и пришельца давно нет? Может, Семен несчастной контуженой сомнамбулой плутает здесь все девять дней, то приходя в себя, то вновь теряя связь с реальностью? Никогда в жизни он так не мучил себя сомнениями.

Путь продолжался. Семен отыскал грузовые отсеки и разглядывал работающие сенсорные панели у дверей. Некоторые оказались заблокированы. На одной отпечатались папиллярные завитки чьих-то окровавленных пальцев. Что-то там было за двумя листами прочного титана. Индикаторы путались в недоумении. Что за груз: неизвестно. Объем: неизвестно. Температура: под сорок. Вес: больше тонны. Неожиданно на короткий миг в коридоре врубились встроенные светодиоды. Перед глазами зарябило, Семен поморщился. Спустя несколько секунд снова ослепительно вспыхнуло, поморгало и угасло.

– Ладно, – буркнул Семен, ткнул пальцем в чужой отпечаток на панели и тотчас отступил, вцепившись в автомат. Мощные двери разъехались в стороны. Ничего. Тьма в отсеке была непроницаемо плотной. Она молчала, ждала, пока Семен тоже молчал и ждал с ощетинившимся мурашками загривком, а затем сипло и жарко вздохнула. Что-то заскреблось неподалеку, потом завозилось в глубине. Задышало справа, хрустнуло суставом слева. Семен было сделал шажок к проходу, но, вслушавшись, отошел еще на два. Свет фонаря скакнул в проем, запрыгал по каким-то синюшным змеям. Выхватил из мрака человеческое лицо, искаженное мукой. Раскрылись глаза, стеклянные радужки, точки зрачков, рот медленно вытянулся в большую черную букву «о», в бездне которой затерялся крик. Отсек озарился до боли яркой зарницей, освещение помигало и заработало в полную силу. Семен выматерился. В желудке мерзко бултыхнулись остатки пайка.