Сергей Королев - Черный Новый год [сборник litres]

В своей неожиданной решимости он остался без фонаря. Впрочем, может, и к лучшему? Кое-где мерцали огоньки, которых хватало, чтобы ухватиться за очередную вмонтированную скобу, а мгла скрадывала головокружительную глубину шахты. Добравшись до первого уровня, Семен присел на краю, чтобы отдышаться, и попытался вглядеться вглубь темного колодца. Ни единого звука. Откуда тогда это назойливое ощущение чужого взгляда?

В десятке метров ждала боевая рубка. Семен боялся увидеть ее уничтоженной, выведенной из строя, однако двери услужливо распахнулись, и гостя встретило уютное золотистое сияние мониторов. Основное освещение не работало, но и россыпи огромных плоских экранов вполне хватало. На некоторых из них бежали столбцы цифр, плясали диаграммы, выстраивались звездные карты, на других же расцветало нечто оранжевое, неоднородное, будто кипящий апельсиновый сок, превращающийся в газ.

Попытки разобраться в показаниях приборов не увенчались успехом. Потратив на них полчаса, Семен бухнулся в кресло, уставившись в один из мониторов. Сначала внимание привлекли подсохшие разводы и брызги слизи на поверхности экрана, потом само изображение. Мандариновые облака бурлили, сталкивались и расползались, приоткрывая едва различимую узорчатую сетку… Семен подался вперед. Строения. Возможно, дороги. Возможно, что-то еще. Он поискал экран с изображением покрупнее. Словно под микроскопом, в густом оранжевом тумане угадывались смутные силуэты амеб. Только это были не одноклеточные, это были существа вроде того, что ползало сейчас по звездолету. Накатила тошнота, Семен отстранился от приборных панелей, скривившись, сглотнул кислую слюну. Это была планета. Их планета. Этих уродливых тварей. Он опустил голову, закрыв лицо ладонями.

Значит, пришелец не терял времени даром. Он изучал чужие технологии, разбирался, как работает термоядерный двигатель, как направить захваченное судно к своему дому. Но разве можно добраться до другой звездной системы за какие-то девять дней? Нет, конечно, только никто ведь так и не понял, как неизвестный корабль оказался вдруг в поясе Койпера. Что-то они знали, эти существа, о путешествиях в космосе, что-то такое, чего земляне еще не поняли. И вот «Шаталов» уже нависает над оранжевой планетой, а на борту такая масса ИАО-9, что можно потом вернуться и без труда снести Землю к чертям собачьим.

Оставшиеся где-то немыслимо далеко-далеко Тишка и Антон сейчас мешают маме накрывать на стол и, даже испорченные телевизором и Интернетом, все равно с азартом ждут курантов, в звоне которых всегда прячутся обещания чего-то таинственного и сказочного. Чего-то, заставляющего поверить: вот прямо здесь и сейчас все возможно, любая мечта может исполниться, а впереди – загадочное и яркое бескрайнее будущее. Разве может быть так, что это будущее совсем не наступит? Никогда-никогда?

Семен всхлипнул, оторвал ладони от лица и протяжно выдохнул. Пошло оно все. Он поднялся и поковылял к выходу. Что теперь делать? План, простой, грубый и бескомпромиссный, сам собой оформился в голове. Наверное, можно было покумекать и родить что-то получше, только Семен боялся долго раздумывать. Решился – делай, и пошло оно все. Он громко сморкнулся, сплюнул и утер слезы, угнездившиеся в морщинках, что расползались от уголков глаз. Пошло. Оно. Все.

Вновь оказавшись в коридоре, Семен свернул было налево к шахте, но тотчас остановился. Ни единого проблеска впереди. За спиной с шелестом закрылась дверь в боевую рубку.

Семен пересилил себя, сделав пару шагов, и тогда впереди, метрах в семи, отрывисто перемигнулись световые панели. Монстр. Он был там. Свернулся грудой серого мяса с белыми иглами костей, торчащими вверх. Блики скакнули по влажным сгусткам мышц, скользнули по остриям ребер и угасли так же внезапно, как и появились. Вернулся непроглядный мрак. Все-таки пришла за мной, сука, подумал Семен. Так долго ползала где-то рядом. Делала вид, будто не замечает. Играла, что ли?

Впереди завозилось. Семен осторожно отступил. Неисправные светодиоды вновь подали признаки жизни: по коридору прошлась короткая ломаная волна вспышек. Чудовище выжидало. Не просто наблюдало – готовилось к прыжку. Семен почувствовал себя слабым тонконогим детенышем какой-нибудь антилопы, поднявшим голову над ручьем и заметившим вдруг желтые хищные глаза смерти в высоких сухих зарослях неподалеку. Пусть и не было в этом месиве никаких глаз. И снова припадок стробоскопа. Зверь прыгнул. Живая масса хлынула по тоннелю, стремительно преодолевая расстояние, отделяющее ее от неуклюже пятящейся жертвы. Удар. Пришельцу оставалось еще несколько метров, но Семен заранее почувствовал, как тот врезается в него, сминая слабое конвульсирующее сознание.

…Семену вновь восемь. За спиной в сумеречной глубине квартиры мама гремит праздничным фарфором, а старенький «Самсунг» фонтанирует пресными тостами и яркими конфетти. Семен крадется к приоткрытой двери в отцовский кабинет. Осторожно заглянув внутрь, видит папу, восседающего за мглистой скалой письменного стола. Голова низко опущена, шариковая ручка скрипит, будто вот-вот расколется от нажима. Папа, преподаватель в институте, скромный ретроград, почти не пользуется компьютером и много пишет от руки. А еще очень не любит, когда ему мешают, не ругает – наоборот, молчит, укоризненно, разочарованно. Поэтому Семен не решается подать голос, стоит, вцепившись в дверной косяк. Издалека доносится голос мамы, тихий и интеллигентный, как она сама. Отец будто не замечает ничего, только слышно, как он вздыхает и, кажется, даже как хмурится. В голове Семена часы отстукивают последние минуты, а потом «Самсунг» взрывается раскатами кремлевских курантов. Только тогда папа поднимает голову, и восьмилетний Семен становится вдруг еще меньше, сжимается от ужаса, потому что вместо лица у отца беспросветно черный провал. Семен кричит и хочет убежать, но…

Вал сокращающихся жил и кишок докатился, опрокинул и впечатал в пол. Из легких вытряхнуло воздух, ребра взвыли, Семен скорчился от боли. Попытался взбрыкнуть и перекатиться в сторону, но текучая липкая сила тотчас приложила затылком о металл. В голове разлился давящий свинцовый гул, несущий с собой минутное забытье и голоса.

…Мягким хлопкам салюта отвечает раскатистое многоголосое «ура», ночь за окном окрашивается сиреневым, потом зеленым и алым. Семен крепче хватается за гладкие бедра Рамили под задранным медицинским халатом, вновь глубоко вколачивая себя в ее жаркое влажное нутро. Снаружи доносятся приглушенные взвизги петард, свист и хохот, пока они с Рамилей прячутся в одном из кабинетов госпиталя, не зажигая свет, чтобы не спалиться. Письменный стол с заваливающейся стопкой медкарт сотрясается от ритмичных движений. То тут, то там едва заметно поблескивает мишура. Семен тянется, чтобы поцеловать Рамилю, но не находит ее губ в темноте. Только веет вдруг сырой червивой землей и гнилью. За окном полыхает серебром, и Семен видит перед собой Рамилю с черной ямой на месте лица. Она так близко, что можно различить комочки почвы по краям. Голоса на улице стихли. Семен кривится, вагина Рамили уже не кажется горячей, но остановиться он отчего-то не может. Только скрипит зубами, стараясь отстраниться от пропасти перед глазами…