Алма Катсу - Голод [litres]

Теперь Брайант чувствовал себя лучше, но без провизии и лошади, в одиночку, вряд ли сумел бы выбраться из диких мест живым, и уашо наверняка это понимали.

Вождь приютившей его деревушки носил имя Тийели Таба, означавшее – насколько уж Брайант мог судить – что-то вроде «большой медведь», так как в молодости, на охоте, одной-единственной стрелой сумел сразить огромного гризли. Тийели Таба поселил Брайанта в собственном галайс дунгал (зимнем доме), со своею семьей, и делил с ним пищу. Не отличавшееся изобилием, угощение, как правило, состояло из орехов, кореньев да обжаренных зерен дикорастущих злаков, однако кормили Брайанта наравне со всеми остальными мужчинами. Не зная, когда и как сумеет покинуть деревню, о прежней жизни Брайант старался не вспоминать. Уж лучше считать, будто там, в той жизни, время остановилось, будто и суженая, и друзья – Уолтон Гау, Чарльз Стэнтон – только и делают, что дожидаются его возвращения. Однажды он к ним вернется, и тогда жизнь продолжится как ни в чем не бывало, как будто они вовсе не расставались. Разумеется, так не бывает, но Брайанту очень хотелось в это верить. Лишенный возможности писать письма, он чувствовал себя неприкаянным, не находил себе места. Что бы с ним ни случилось, никто о том не узнает, и Марджи, оставаясь в неведении, будет ждать его до скончания века…

Каждый вечер, садясь с остальными к костру, Брайант принимался упрашивать старейшин рассказать еще что-нибудь из народных преданий уашо. Дело шло туговато: говорящего постоянно приходилось останавливать, дабы уточнить, верно ли он понял сказанное, и в итоге об истинном смысле того, что старики пытались ему втолковать, оставалось только догадываться. Но вот однажды в деревню с очередной охотничьей партией вернулся молодой уашо по имени Танау Могоп, одно время служивший разведчиком в армейском полку и довольно бойко говоривший по-английски. Радость Брайанта не знала границ.

В первый же вечер знакомства Брайант попросил Танау Могопа разузнать, известно ли племени что-нибудь о старательском лагере, на который ему случилось наткнуться. О россыпи костей и черепов в заброшенной хижине он против собственной воли вспоминал постоянно. Если уж кто-либо знает, что за загадочное несчастье постигло злополучных искателей золота, то, скорее всего, жители этой деревни: других поселений поблизости, видимо, нет. Услышав вопрос, Тийели Таба не проронил ни слова и даже не изменился в лице, но еще двое уашо, необычайно оживившись, заговорили наперебой.

Повернувшись к Брайанту, Танау Могоп подтвердил, что найденный им лагерь действительно был устроен старателями. Пытаясь отыскать в реке и в горных пещерах золото, белые прожили там около года. Уашо с ними никаких дел не имели, это старейшины подчеркнули особо. Так, проезжали время от времени мимо, поглядывали, не стряслось ли с белыми какой беды. Иногда оставляли мешок кедровых орехов или съедобных клубней, если старатели казались голодными. В те времена дичь – в основном кролики – здесь еще водилась, и голодная смерть белым людям не угрожала, но после один из старателей заразился на’ит.

– «На’ит»? – переспросил Брайант. – А что это?

Слово он узнал сразу и мог бы поклясться: да, именно так сказал один из уашо, нашедших его в пещере.

– «На’ит» значит «голод». Злой дух, который может переселяться из человека в человека. Очень древнее предание нашего народа, хотя своими глазами такое мало кто, если вообще хоть кто-нибудь видел. Однако случившееся с белыми людьми… да, это наверняка был на’ит. Так говорят старики.

– И как же это случилось? – спросил Брайант. – Как действует этот… на’ит?

– В древних сказаниях, – отвечал Танау Могоп, терпеливо выслушав пояснения стариков, – на’ит нападает на человека, чтобы сожрать его, но мы думаем… мы считаем, что иногда человек остается в живых, только заражается злым духом. В скором времени он тоже становится на’ит, тоже людей пожирать начинает.

Тут Брайанту вспомнились некогда читанные истории о том, как инки, впервые столкнувшись с испанскими конкистадорами, приняли рослых, светлокожих европейцев за богов. Правда, он подозревал, что эти истории выдуманы самими испанцами, но… Не могли ли поклоняющиеся на’ит анаваи принять за жертву древнего злого духа обезумевшего от голода светлокожего чужака? Вполне могли, особенно не найдя отвратительному поведению белого иных объяснений…

Брайант задумчиво почесал нижнюю губу. Разумеется, если старателей действительно поразила болезнь , в природе непременно должны существовать другие заболевания со схожими симптомами. Помнится, Уолтон Гау рассказывал о работе британского медика, Томаса Аддисона, исследующего любопытный тип анемии. У страдающих так называемой «анемией Аддисона» нечасто, но иногда отмечались позывы к употреблению в пищу крови. Сырого мяса с кровью. Внутренних органов. Существование заболеваний, подобных этому, еще неизвестных науке или не вполне изученных, здравому смыслу отнюдь не противоречит. Тот же на’ит вполне может оказаться разновидностью анемии Аддисона, отчего нет?

Вот только совпадение, явное сходство с инцидентом в Смитборо, с человеком, опустившимся до животного состояния, при помощи голых рук да зубов убивавшим домашний скот, казалось просто невероятным.

Другими словами, именно за этим Брайант – так или, иначе – охотился с самого начала.

– Значит, по вашим соображениям, один из старателей, заразившись на’ит, убил всех остальных? – уточнил Брайант, дабы расставить все по местам. – Убил и… – Тут ему снова вспомнились дочиста обглоданные кости, найденные в лагере. – И съел?

Танау Могоп со всей серьезностью кивнул.

– На’ит не утолить. На’ит губит все. Все вокруг убивает.

– И болезнь эта, как ты говоришь, заразна? Может передаваться от одного человека с соответствующими симптомами другим людям, здоровым?

Поскольку анемия от человека к человеку не передается, эта хворь вполне могла оказаться заболеванием нового типа, контагием [14] Контагий ( лат . «contagium» – соприкосновение, зараза) – гипотетическое существо, заразное начало, считавшееся в медицине того времени возбудителем инфекционной болезни. наподобие бешенства. Заболеванием, сообщающим пациенту неудержимую страсть к сырому мясу. К человечине. Напугавшим индейцев настолько, что любого носителя симптомов они убивают на месте.

«На’ит губит все».

Той же ночью, сидя на пороге галайс дунгал, Эдвин смотрел вдаль и гадал, покинет ли когда-нибудь эту деревню, увидится ли с друзьями. Марджи уже начинала казаться игрой воображения – чудесным, невероятным «невидимым другом», порожденным сознанием, не желающим примириться с тем фактом, что он всего лишь одинокий старый холостяк, обреченный на гибель в безлюдной глуши.