Ярослав Кудлач - Последняя фреска [litres]

– Потому что с Андреасом очень трудно иметь дело. Он вспыльчив, упрям и нахален, хотя и честен. Я предпочёл более сговорчивых компаньонов.

– Рассказывал ли Андреас Окс о своих странствиях?

– Немного, ваша честь. Он сильно изменился с тех пор, как вернулся из последнего путешествия. Стал мрачным, скрытным. Словно видел такое, о чём не хотел рассказывать.

Глаза фон Андлау торжествующе сверкнули. Он похлопал свёрнутым в трубку бумажным листом по ладони.

– Что он поведал лично вам?

– Говорил, в мире есть много необъяснимых и непонятных вещей. Труднее всего смириться со злом, прячущимся под маской добродетели и набожности. Чудовища плодят чудовищ, независимо от того, наряжены ли они в змеиную чешую или расшитую золотом ризу.

– Кого имел в виду Андреас Окс, говоря о чудовищах?

– Он называл имя, ваша честь. Я не решаюсь повторить его.

– Суд требует!

Блюмли помялся и объявил:

– Епископ базельский Йоханн фон Веннинген!

– Ты лжёшь! – раскатился над площадью голос Андреаса Окса.

Подсудимый выпрямился и яростно сверкал глазами. Судьи оживлённо зашептались.

– Ты лжёшь! – повторил Окс. – Никогда я не называл епископа чудовищем! Я говорил о ханжах, которые, прикрываясь именем Христовым, творят беззакония и причиняют людям горе! Разве мало их прячется под крылом нашей матери церкви?

Председатель фон Флахсланден усмехнулся углом рта и обратился к секретарю Эберлеру:

– Обвиняемый сам признался, что возводил хулу на служителей святой церкви, а следовательно, и на саму церковь. Всё записали?

Эберлер кивнул:

– Так точно, ваша честь. В лучшем виде.

– А ты, толстый ублюдок, – продолжал Андреас, – до сих пор не можешь простить, что Хильдегард вышла за меня замуж! И сейчас, через тринадцать с лишним лет, ты решил поквитаться со мной!

Блюмли оскорблённо запыхтел:

– Ваша честь! По какому праву этот кощунник оскорбляет меня? Я не стал бы руководствоваться низменными мотивами, когда речь идёт о церкви и опоре её в Базеле – самом епископе! Подумать только: месть из ревности!

– Помолчите, Блюмли! – строго прервал фон Андлау. – Никто не сомневается в ваших добродетелях. Вам больше нечего сказать?

– Нет, клянусь Богом!

– Прекрасно. Можете идти.

Франк Блюмли удалился, сопя и бросая гневные взгляды на подсудимого. Фон Андлау обратился к Вернеру Вёльффлину:

– Предоставляю слово вам, профессор. Доложите суду о ваших изысканиях.

Смущённый Вёльффлин встал:

– По требованию суда был произведён обыск в доме купца Андреаса Окса, проживающего в переулке Кожевников, в собственном доме. За дверью подвала мы нашли странный и зловещий предмет. Правда, судя по тому, как проржавел замок, в подвал уже много лет никто не входил, но сама вещь столь необычна…

– Вы можете предъявить суду найденный предмет?

– Разумеется.

Вёльффлин сделал знак. Двое стражников принесли небольшой сундук. Фармацевт велел поставить его перед судьями. Те с интересом вытянули шеи. Порывшись в карманах, Вёльффлин достал большой ключ, повозился с замком, откинул крышку и вытащил скрюченную мумию. Фон Флахсланден перекрестился. Маттиас Эберлер уронил перо. Капитан Шлегель ухватился за меч. Фон Андлау побелел. Немногочисленные зеваки обратились в бегство. Только Андреас Окс смотрел на судей брезгливо, без признаков страха.

– Как учёный, – заявил профессор медицины, – я смею утверждать, что подобных животных в природе не существует. Эта тварь создана не умыслом божьим, но рождена в самом сердце преисподней. Именно так должен выглядеть василиск – самое мерзкое и опасное существо в мире!

– Господи помилуй! – пробормотал Петер фон Андлау.

Председатель, оправившись после первого испуга, внимательно рассматривал маленькое чудовище.

– Насколько я понимаю, – сказал он, – это и есть василиск, которого привёз Андреас Окс. Но ведь он мёртв, не так ли?

– Да, василиск мёртв, – подтвердил Вёльффлин. – Но тайна кроется в самом сундуке. Видите письмена, вырезанные на внутренней поверхности? Ни в одном хранилище я не нашёл этого текста, попались лишь образцы знаков, срисованные неизвестным путешественником. В манускрипте странника говорится, что это язык кочевого племени, исчезнувшего с лица земли, а руны использовались для совершения языческих обрядов. Подозреваю, язычники заклинали чудовище, дабы творить зло…

– Что вы хотите сказать? – спросил фон Андлау.

– Я утверждаю, что подсудимый умеет призывать василиска для достижения сатанинских целей, а потому спасти город от чудовища и чумы можно, только уничтожив колдуна и вероотступника.

Повисла напряжённая тишина. Наконец Ганс фон Флахсланден объявил:

– Вина доказана. Господин фон Андлау! Сформулируйте приговор. Подсудимый Андреас Окс! Вам предоставляется последнее слово.

Обвиняемый шевельнулся под липой. Кандалы глухо лязгнули.

– Я знаю одно, – с ненавистью произнёс Андреас. – Когда епископ базельский дал мне поручение найти и привезти василиска, я понятия не имел, что этот сановный подлец продумал игру на много лет вперёд. И вы все с ним заодно, теперь-то мне ясно. Но запомните: к добру эта дорожка не приведёт.

– Я надеялся, что в тебе сохранилась хоть капля добродетели, – с ханжеской грустью сказал фон Флахсланден, – но вместо слов покаяния и смирения мы слышим гнусную клевету на его преосвященство и речи человека, обуянного гордыней.

– Ах, ваша честь, – сказал Окс. – Можно подумать, моё положение изменится от покаяния – подлинного или мнимого. Я не боюсь умирать, ибо совесть моя не запачкана грязью и кровью. Лишь сейчас я понял, что задумал фон Веннинген и зачем он выжидал у моего дома тринадцать лет, как кот у мышиной норы. Детей моих он не получит! А все, кто подписал Договор, отправятся прямой дорогой к Сатане.

Побледневший председатель молча кивнул напуганному обвинителю. Фон Андлау заговорил, нерешительно озираясь:

– Подсудимый, купец шафранного цеха Андреас Окс, признанный виновным в колдовстве, богохульстве и вероотступничестве, приговаривается к публичному пребыванию на костре у ворот ратуши до тех пор, пока не умрёт. Но, учитывая заслуги осуждённого перед городом и гражданами, суд проявляет снисхождение и приговаривает купца Андреаса Окса к более мягкому наказанию – казни путём отсечения головы, каковая состоится в подвале городской тюрьмы. Имущество купца Андреаса Окса конфисковывается в пользу епископата, дети подлежат распределению в монастырские приюты. Сей приговор вынесен в Базеле, третьего августа тысяча четыреста семьдесят четвёртого года от Рождества Христова.

– Не получить вам моих детей! – прорычал Андреас. – Мой сын вырастет и вернётся! И тогда ад для вас наступит на земле!