Маргарита Малинина - Исчезнуть из преисподней

Я покачала головой.

— Как ты думаешь: почему?

Я пожала плечами. Этот вопрос меня мучает уже давно, а ответов нет.

— А потому что последние несколько дней своей жизни она провела со мной.

— Но ты ведь и есть Юлиан! Что ты меня за идиотку держишь?

Он хмыкнул.

— С чего ты взяла? Ты видела его фотографии? Знаешь его в лицо?

Я нахмурилась. А ведь и правда. Я провела расследование и установила, что мать Юлиана была любовницей будущего кандидата в мэры Щербинина и покончила с собой, из-за чего у Юлиана появился мотив для мести журналистке, написавшей статью, изобличающую эту порочную связь. А Юлианом мне представился он сам — брюнет с длинными гладкими блестящими волосами и выразительными карими глазами, которые сейчас, в ночной мгле, казались просто черными.

— Но ведь старший по дому тебя опознал! — вспомнила я. — Он видел нас вместе и предостерег меня. И ты теперь будешь отрицать, то ты Юлиан?

— Жильцам дома я известен под именем Юлиан, да. Старший по дому, видите ли, очень щепетильный человек и сразу в налоговую побежит докладывать. Или как минимум владельцу квартиры нажалуется. А мне жить негде, вот и друг мой Юлиан любезно предоставил квартиру. Сам договорился с родственницей, а в ответ я ее всячески развлекаю. Юлику сейчас некогда, раньше он ее в свет выводил, а мне заняться нечем, к тому же отрабатываю, ведь я живу на хате бесплатно. В доме с Ротондой Юлиана последний раз видели разве что в девятилетнем возрасте, Щербинин сам в этой квартире уже десятилетиями не появляется, у него коттедж за городом. Я представился ей Дон Кихотом, очень, знаешь ли, люблю Сервантеса. А то назовусь настоящим именем, она ляпнет в парадной, позовет меня, допустим, и начнутся вопросы. Я давно заметил, что бабам нравятся всяческие загадки. Вот и я был для нее загадкой.

— Вот почему она не называла тебя по имени в письмах.

Дон Кихот, или как там его, продолжил:

— Плюс к тому, я был ей нужен: она через меня пыталась выяснить подробности о жизни Юлиана. Как будто я о друге своем каких-то гадостей ей наговорю и все его секреты выдам, ага! Держи карман шире. Мне было смешно, и я кучу всего набубнил ей — фантазия у меня богатая. Пущай свою статью напишет, думал я. «Из достоверных источников стало известно», — хмыкнул он. — Или как там они пишут. Я решил, карьера ее не оборвется с очередной лживой, высосанной из пальца статьей, но крови я ей попорчу.

— Зачем тебе ей что-то портить, если ты с ней съехался? — И вот очередной человек, живя со Светкой, ее возненавидел. Возможно, наша дружба продержалась целый год по той причине, что мы довольно редко виделись и не имели никаких общих дел.

— Вначале мне было интересно, я не перевариваю Щербинина — не только из-за Юлиана, который тоже родственничка презирает. Из-за него завод закрылся, а там полгорода работало. Ну пятая часть, не важно. Вся моя семья работу потеряла, а этому политику предвыборную кампанию организовали на эти деньги. Где справедливость? Вот я и решил ей помогать, она обещала, что после ее статейки политическая карьера Щербинина завершится. Во всяком случае в мэры точно не выберут. Но потом я понял, что она и сама не ангел — вся гнилая изнутри. План, которым она со мной поделилась, решив меня в него вовлечь, был ужасен. Я должен был ее связать и бросить в усадьбе в подвале. Хахаль ее должен был написать заявление, а потом найти самостоятельно и освободить из плена.

— А зачем, по ее версии, ее надо было похищать? — не могла я понять.

— Ну, якобы увидела масонский обряд в заброшке, и ее связали, чтобы не путалась под ногами. Привлечет внимание. Газетенка желтая, им нормально. В суд уже неоднократно за клевету привлекали, им не привыкать, юристы ходят на заседания как на работу. Зато инвестор какой-то клюнет на талант и выведет ее карьеру на новый уровень. Ну, ты и сама в курсе. Проблема в том, что хахаль отказался связываться с органами. Поэтому ей нужна была ты. Именно ты будешь инициатором расследования, напишешь заявление и дашь странные показания, в которых тоже будут упоминаться масонские символы и прочая мура. Заявление и свидетельские показания — это официальный документ, ей для статьи в самый раз. Так вот, приехав в очередной раз с едой и питьем и, кстати, с мыслями уже ее выпускать, я обнаруживаю бездыханное тело.

— К чему все эти ужасы, по вашему первоначальному плану? Наручники, кровавая надпись над трубой, символ на двери…

— Ну, символ для тебя и для ментов. Наручники она заранее туда отволокла, с матрасом вместе. Все должно было выглядеть естественно, легкое обезвоживание, общее истощение и чуть ли не шрамы на руках от наручников. Но я же говорю, я обставил все по-своему. И когда я ее по-настоящему похитил, она, конечно, перепугалась. Звонила тебе и оставила сообщение кровью.

— А сумочка и туфли?

— Что — сумочка и туфли?

— Это были мои подарки! Алексей сказал, что она специально их оставила для меня. Он пытался меня убедить, что это фарс, и почти преуспел в этом. Но теперь-то я знаю, что это все по правде было!

— Значит, она в запланированный день похищения специально так оделась. Мне показалось, кстати, что она меня подозревает в нечестной игре. Но любопытство и упорство не дало ей повернуть назад. А твои вещи — как залог, что ее опознают в случае чего.

— Господи…

— Ну я же говорю, что не собирался ее убивать! Это твой мужлан сделал!

— Да с чего ты взял, что это Алексей?

— А кто ж еще-то?

— К примеру, Щербинин. Упреждающий удар, так сказать. Узнал, что готовится статья, которая, хоть и ложь наполовину, а может, и на три четверти, но накануне выборов ему даже такое не нужно. Никто не будет голосовать за полоумного фанатика. А учитывая, что он в своей предвыборной агитации делал акцент на знатное происхождение, простой народ вполне может поверить Светкиным байкам, — вспомнила я Василия Ивановича.

— А откуда он мог знать, что она здесь?

— Ты сказал своему приятелю, а он — своему родственнику.

— О чем ты? — прыснул он так задорно, что я сразу поверила. Не говорил. И тот, другой, тоже. — Юлик со своим, с позволения назвать, родственничком не общался уже лет пять. И с собственным отцом почти полгода — с тех пор, как он ушел от них. Я узнал, что Щербинин усадьбу прикупил, от Антонины Викторовны, которая мне и квартирку подогнала. Так что знать никто не мог. Кроме него, — он выразительно изогнул черную бровь.

— Ну хорошо. А ему зачем?

Брюнет легкомысленно пожал плечами.

— Не знаю. Мне плевать.

Я замолчала. Столько было вопросов, связанных с этой историей, столько нестыковок, что сразу все и не вспомнишь. Но взгляд мой наткнулся на горящие свечи — единственный источник освещения, и я спросила: