Владимир Сорокин - Гамбит Вепря

— Пошли, пошли… — президент взял Валерию под руку.

Они миновали холл с национальными коврами и гобеленами, двинулись по анфиладе. Стефан и охранники шли позади.

— В наше виртуальное время народ питается слухами, — заговорил Президент. — Слухи, сплетни, домыслы. Особенно, если речь идет о правителях. Вон, про Трампа писали, что он в главном отеле Москвы вызвал проституток, положил голыми на кровать и стал на них мочиться. Мило, а? А про Путина, что он по субботам пьет кровь черной собаки.

Пройдя анфиладу, вышли к лифту. Президент сделал знак охранникам, и они отстали. Стефан вызвал лифт. Роскошный, в стиле модерн, лифт открылся. Президент, Валерия и Стефан вошли внутрь.

— Поехали в преисподнюю, — скомандовал Президент, и Стефан нажал инкрустированную янтарем кнопку «–2».

Лифт плавно тронулся вниз. Глаза Президента встретились со взглядом заплывших глаз Валерии.

— Ты должна знать все о своем президенте. Из первых рук, как говорится.

Лифт остановился.

Они вышли в подвальное пространство. Здесь все было из бетона — стены, пол, потолок, никаких ковров и украшений. Только квадратные светильники на потолке. Президент пошел вперед, Валерия и Стефан последовали за ним. Он приблизился к стальной двери с небольшим прямоугольником посередине. Прямоугольник загорелся матовым светом. Президент приложил к нему правую ладонь. Дверь бесшумно поехала в сторону, открывая темное помещение, в котором вспыхнул свет.

Трое вошли в комнату, дверь за ними закрылась. Посередине бетонного пространства стоял черный гроб, немного больше обычного гроба. На крышке гроба лежал черный пульт с тремя кнопками.

— Твой добряк сказал тебе, что я растворяю людей в кислоте, — произнес президент, подходя к гробу и беря пульт. — Он сказал правду.

Президент нажал кнопку. Крышка гроба стала медленно приподниматься. Внутри он был стеклянным.

— Нет! — выкрикнула Валерия и бросилась к стальной двери, завопила и замолотила в нее руками. — Нет! Нет! Не-е-е-ет!

Президент и Стефан молча смотрели на нее.

Покричав, она бессильно сползла на пол, дрожа всем телом, повторяя, как заклинание, глухим нутряным голосом:

— Нет… нет… ет…

Президент подошел к ней, присел на корточки.

— Слушай, ты что, действительно такая глупая?

Она бормотала свое «нет».

— Королева! Ау! — он взял ее за руку.

Ее трясло.

— Ко-ро-лева… — прошептал Президент ей в ухо. — Что с вами? Вы маленькая девочка? Сколько вам лет?

— Нет, нет, нет… — бормотала она.

— Валерия, — он похлопал ее по спине, — милая Валерия, в этой ванной я растворяю врагов государства — опасных и беспощадных преступников. К вам, ваше шахматное величество, эта ванна не имеет ни-ка-кого отношения. Успокойтесь, возьмите себя в руки и встаньте.

Она по-прежнему трясла головой.

— Встань, не срамись! — он дернул ее за руку.

Постепенно успокоившись, Валерия медленно встала, опираясь ладонями о стальную дверь.

Президент со Стефаном стояли возле открытого гроба-ванны.

— Подойди, не бойся!

Еле переставляя полные ноги, она подошла.

— Вот в этом гробу нашел свой конец Хромой Мирко, устроивший полтора года назад свой путч. За подавление которого евробюрократы и Штаты обложили меня санкциями. Боевой генерал, повоевавший за освобождение Балкан от коммунистических последышей, мой, кстати, близкий друг. Я всегда доверял ему. А он вдруг решил воткнуть своему Президенту нож в спину. Он предал меня. И страну.

Валерия смотрела в гробовую ванну. Крышка ее стояла вертикально, толстое стекло поблескивало внутри. Посередине было сливное отверстие со стеклянной решеткой.

Президент подошел, тюкнул ванну носком ботинка.

— Смесь соляной и серной кислот. Растворяет предателя за полчаса. И предатель спускается в канализацию. Когда Мирко лежал тут связанный в ожидании кислоты, он все хотел мне объяснить. Зачем нанял триста головорезов, чтобы те захватили дворец и выпустили кишки Президенту. Для чего склонил к путчу четырнадцать офицеров, зачем танковый батальон готов был выдвинуться на проспект. Знаешь, для чего? Для процветания нашей страны!

Он рассмеялся, хлопнул себя по ляжкам.

— Вот оно как! Всё можно объяснить. И все, все хотят объясниться. Даже подонок, насилующий детей. Он тоже все готов объяснить суду. Жертвы обстоятельств, мать их! А когда я путчистов отправил на тот свет, а их пособников пересажал — меня наши евродяди попросили объяснить, почему, господин президент, вы действовали с чрезмерной жестокостью? Или когда я закрыл границу из-за ковида. Полтора года? Не слишком ли надолго?

Он усмехнулся, заходил по комнате.

— Железные жопы… они все теперь решают. Но до меня им не добраться. Во!

Он показал кулак. Потом нажал кнопку, и крышка стала опускаться. Подойдя к двери, приложил к ней ладонь, дверь отъехала.

— Пойдем, королева, еще что-то покажу.

Валерия и Стефан вышли наружу.

Трое снова вошли в лифт.

— Стефан, нажми минус четыре. Когда кислота потекла, Мирко свои объяснения прервал и завопил, что знает, где зарыто золото Атиллы. На что я ответил: нас, даков, золотом не удивишь. К нам римляне приезжали за золотом. После самоубийства царя Децебала и покорения нас римлянами Дакия расцвела именно из-за своих золотых приисков, помнишь нашу историю?

Валерия кивнула.

— Историю свою надо знать, — серьезно произнес Президент.

Лифт поехал вниз и вскоре встал. Они вышли в полутемное пещерное пространство. Здесь все было вырублено из природного камня, грубый свод нависал, в стенах торчали электрические факелы, горящие красноватым светом.

Президент пошел вперед по пещерному проходу, Валерия и Стефан последовали за ним.

— Римляне вывозили наше золото, но в горах его было столько, что даки пили из золотых кубков, а уж наши женщины все были увешаны золотыми побрякушками. А потом Атилла разграбил Рим. И наступила новая эпоха.

Проход вывел их к просторной пещере. На неровном полу лежала огромная, в три человеческих роста дубина из очень старого, потемневшего дерева. Расширяясь от рукояти, она заканчивалась широкой округлостью, в которой торчали семь вделанных булыжников. Дубина маслянисто поблескивала.

— Вот это — масляная дубина. Наш прародитель, великан Лёвог, внук Суттунга, пришедший из Ётунхейма в наши горы, сделал ее из священного дуба. Этим оружием он охранял наши горы от диких племен. Он прожил триста сорок девять лет и завещал нашим предкам свою дубину как символ свободы и величия. Когда его похоронили, из дубины стало сочиться масло. Оно сочится из нее и по сей день. Каждое утро я натираю им свою грудь. Ты должна знать это масло. Помнишь, мои подарки тебе на двадцатилетие?