Рин Дилин - Заложники

Где-то на чердаке возились и попискивали мыши. С улицы и снизу из фойе доносился тихий топоток, сопение и фырканье – это ежи вынюхивали в прелой прошлогодней листве личинки насекомых и мелких ящериц. Изредка раздавался отрывистый свист ночной птицы.

Страх волнами посочился из стен и заставил даже у Тамары испуганно подпрыгивать сердце.

– Какая глупость – бояться ночных животных и темноты, – недовольно проворчала она, пытаясь отгородиться от чужой эмоции.

«Стоп… ежи? Свист птицы? И почему до сих пор не рассвело?»

Тамара достала телефон и включила его. Слабое сияние от экрана неясно высветило широкую лестницу, уходящую вниз. Девушка осторожно и по возможности быстро спустилась по ней в фойе.

– На моё счастье тут у нас большой бояка, который из-за страха не может удержать хитроумную ловушку, – хмыкнула она.

«Пожалуйста, не уходи…» – прокатилось беззвучное вслед за нею по стенам.

– Ага, щас! – ядовито фыркнула Тамара, выискивая с телефоном на полу оставленную шкатулку.

«Мне страшно одному…»

Точно волной в спину её окатило чужими воспоминаниями. Чудо-китёнок поселился здесь, когда здание было совсем новое, и в нём всегда были люди. Грустные люди, полные печальных мыслей приходили сюда, а другие добрые люди им помогали. Он тоже старался, как мог. Печальные люди переставали грустить и уходили отсюда счастливые. Ему нравилось делать других счастливыми. Он делал добро, и это хорошо.

Вечерами в здании зажигали тёплый свет, и оно пустело. Только старый сторож с фонарём медленно обходил его коридоры. Центр дремал под убаюкивающее шарканье пожилого человека.

Но однажды всё изменилось. Добрые люди перестали приходить, а вскоре исчез и ночной сторож. Зато стали приходить другие люди. Они любили приходить по ночам, ложиться на полу и смотреть, смотреть страшные картинки в своей голове. Эти картинки очень пугали чудо-китёнка. Несколько раз такие люди умирали, и то, что они видели перед смертью, заставило его ещё сильнее бояться темноты и одиночества.

– Думаю, даже мне было бы тяжело смотреть на то, что видят в своих воспалённых мозгах наркоманы. Тебе-то и подавно было страшно, – пробормотала Тамара.

– Я не могу остаться здесь с тобой, – громко сказала девушка, – потому что меня дома очень ждут. Но я по-прежнему предлагаю тебе поехать со мной. В моём доме светло и там не бывает тех страшных ночных людей. А ещё у меня там есть Михаил Иванович и Мишенька. Я думаю, с Мишенькой вы точно подружитесь. Поехали? Тебе только нужно залезть в эту маленькую шкатулку…

«Темно… страшно…»

– Ну, конечно! Вот ты балда, Тамара Батьковна! – хлопнула девушка себя по лбу, – Хотя ты и мал, но достаточно умён, чтобы понять, что в закрытой шкатулке будет темно. И ты просто боишься в неё залезать.

Ведьма сняла с шеи свой указующий амулет со слабым голубым огоньком внутри, подула на него и тихо пропела:

– Веди-веди меня домой, мой талисман… – огонёк внутри стеклянного шарика сменился на тёплый жёлтый свет, – Смотри, чем ближе мы будем к дому, тем ярче он будет сиять. Я положу его внутрь, чтобы тебе не было темно. А шкатулку понесу в кармане, и ты постоянно будешь чувствовать моё присутствие.

«А ты будешь мне петь ту песню, если в твоём доме мне станет страшно?»

Тамара хмыкнула:

– Торгуешься, хитрюга? Хорошо, торжественно клянусь, что буду петь тебе колыбельные, если по ночам тебе будет становиться страшно, чтоб мне провалиться, – произнесла она сильную клятву, – Но и с тебя уговор – ловушки больше не устраивать, время не искажать без моего разрешения. И ещё мне требуется твоё имя.

«Договорились, я согласен. Моё имя слишком сложно для человеческого время измерения. Чтобы произнести только первый звук, тебе потребуется тысяча человеческих лет. У тебя уже есть для меня имя. Как теперь меня зовут?»

Тамара вспомнила название на визитках и табличке:

– Центр помощи экзотическим животным и мистическим существам.

«Разнообразие – это хорошо. Мне нравится, люблю помогать. Тебе нужно знать, после того, как я залезу в шкатулку, её следует выносить из здания последней. Отойди немного в сторону».

Тамара сделала пару шагов назад, и в тот же момент по зданию прошёл низкий гул, стены задрожали. Она отчётливо увидела, как нечто прозрачное и огромное с сияющими искорками-звёздами внутри хлынуло с потолка, стен и нырнуло в шкатулку. Коробочка тут же сама захлопнулась.

Ведьма взяла её в руку. Магический артефакт, казалось, внушительно прибавил в весе, неимоверно давя на ладонь. Но тут же, при малейшем движении руки шкатулка начинала левитировать, будто находилась в невесомости. От неё шёл невыносимый жар и холод одновременно. Но стоило только коже почувствовать, что это за состояние – жар или холод – как оно тут же менялось на противоположное.

– Как будто всю Вселенную держу на ладони! – с восторгом выдохнула Тамара.

Она осторожно повернулась к двери и вышла спиной вперёд. Как только они с Центром оказались на улице, ведьма поспешила убраться на безопасное расстояние. В тот же миг здание затрещало, загудело и, поднимая клубы пыли и штукатурки, рухнуло, превратившись в груду старых развалин.

– Вот и нет больше «удивительного здания», – небрежно фыркнула Тамара, – Можете строить свой заурядный санаторий.

Она сунула шкатулку с Центром в карман и, подсвечивая себе дорогу фонариком, зашагала в сторону автостанции.

Две недели у неё ушло на то, чтобы Центр пообвык в доме. Тамара обзавелась ночниками и тусклыми гирляндами, которые она оставляла включенными на ночь, чтобы малыш не боялся темноты. В первое время он часто будил её своими кошмарами из картинок галлюцинаций наркоманов. И она, сонная, садилась на диване в обнимку с подушкой и до самого рассвета пела своему малышу-центру колыбельные.

Точно войдя в тяжёлое положение врага, Мишенька взял таймаут в беспощадной войне против неё и просто холодно её игнорировал – так думала ведьма, увидев, что проказы закончились. Но даже за отсутствие в доме бессмысленных изматывающих дополнительных хлопот, она уже была ему благодарна.

Михаил Иванович иногда помогал Тамаре с ночными бдениями, когда от усталости у неё уже начинал заплетаться язык. Он пел грубым голосом из своего угла за кухонным шкафом старые заунывные песни и, засыпая, Тамаре казалось, что из кладовки ему начинает подпевать мелодичный Мишенькин голосок. Про крестины мальчика знахарь ей не напоминал, но девушка постоянно чувствовала всё сильнее давящую тяжесть в груди из-за невыполненного обещания.

Центр беспокоился по ночам всё реже и реже, и однажды утром Тамара решила – еду немедля! Тянуть больше нет сил!