Александр Матюхин - 25 трупов Страшной общаги [сборник litres]

Оксана подумала, что этот мужчина не доберется до дома, а растворится в каплях, как карандашные штрихи под нажимом ластика. Ее сигарета погасла. В руке все еще лежал сверток с чем-то серым, неприглядным.

Такое, наверное, случается. Люди исчезают, не успев обменяться. Оксана хотела выбросить сверток в ближайшую урну, но передумала. Какие-то мысли зашевелились в голове, она вспомнила последнюю фразу мужчины и решила повременить. Выбросить всегда успеется, верно?

Она промокла насквозь, но не замечала этого, пока не зашла в Общагу. В кроссовках хлюпало, влага собралась на губах и капала с носа. Плащ, купленный на Апрашке у какого-то таджика с лотка, не помогал: Оксана чувствовала воду, текущую между лопаток и затекающую за пояс.

– Вам надо под теплый душ, – сказала Кира. Она стояла за стойкой и что-то писала в большой пухлой тетради. В тишине холла был слышен скрип ручки по бумаге. – Вещи, как обычно, в подвал, в прачечную. Синий утюг искрит, учтите. Чтобы током не долбануло.

– Хорошо, учту, – Оксана шмыгнула носом, тут же разулась, чтобы не наследить. Почему-то подумалось, что серый кафельный пол был слишком чистым для ее кроссовок. – Тут вообще кто-нибудь живет, кроме меня?

– Много кто. Разные. Вы тут не одна, – ответила Кира, не отрываясь от занятия. – Но вы ведь не особо любите общаться.

Она была права. Оксана решила не продолжать разговор, отправилась в номер. С порога сбросила одежду и отправилась под душ. Он был не просто теплым, а горячим, смывающим воспоминания о вечере, выбивающим из головы возникшие вдруг нехорошие мысли. Натирая тело мочалкой в клубах пара, Оксана вспомнила вдруг, что уже делала так, – остервенело стирала что-то со своей кожи, счищала, сдирала до крови. Заметила раздражения на внешней стороне бедра, под пупком, между грудей. Вчера их не было, а теперь проявились.

И когда-то в прошлой жизни она намазывала их детским кремом, чтобы снять красноту и зуд.

Но зачем?

Оксана вышла из ванной, закуталась в халат, заварила кофе и сделала первый глоток, разглядывая в окне пятна фонарей, размытые дождем, и то и дело вспыхивающие желтки автомобильных фар.

Ночь растекалась чернильными кляксами воспоминаний, от которых очень хотелось избавиться.

– К черту.

Она не для того приехала в Питер, чтобы ворошить прошлое.

Скомкав мокрые вещи, Оксана спустилась в подвал, где за одной из дверей в тесной комнатке стояли четыре старые стиральные машины.

В комнатке едко пахло стиральным порошком и мокрой одеждой. Тяжелая старая влага липла к коже. Тут особенно хорошо был слышен гул и вой непогоды за окном. Что-то скреблось с обратной стороны старых стен. Что-то просилось внутрь.

Одна из стиральных машин медленно прокручивала белье. Оксана загрузила в среднюю сразу все свое – плащ, блузку, брюки. Засыпала в отсек порошок, поставила на быструю стирку – тридцать минут, – размышляя о том, что надо бы выйти покурить на крыльцо, – и, уже когда машинка загудела и завибрировала, набирая воду, вспомнила про сверток, оставленный незнакомцем.

Чертыхаясь, Оксана нажала на паузу, потом на слив, дождалась щелчка блокировки, нащупала карман, выдернула набухшие и расползающиеся от влаги газеты. Что-то шлепнулось к ее ногам, и Оксана поняла, что это лежит человеческое сердце. Оно было все в мелких порезах, и сквозь эти порезы толчками выходила густая темная кровь.

Сердце судорожно дернулось, потом еще раз и неожиданно забилось. Кровь лужицей растеклась по полу, потекла под стиральную машинку, к Оксаниным ногам.

– Что за?.. – Она нагнулась, сгребая сердце, хотела бросить его в раковину – хотя бы пока в раковину! – и в этот момент что-то произошло.

Что-то настолько темное и страшное, что оно не уместилось в голове Оксаны и растворилось в тот самый день, когда она оказалась на борту самолета, летящего в Питер.

Это произошло в прошлом, но как будто сейчас.

Хлюпающее и звенящее, трагическое, захлебывающееся слезами.

Больно вспоминать – на физическом уровне больно!

Оксана поскользнулась в крови и шлепнулась задом на кафель. Сердце, зажатое в пальцах, с чавкающим звуком сократилось, сжалось, как сгнившее внезапно яблоко. Резко и неприятно запахло. Капли крови брызнули Оксане на лицо, и она швырнула сердце подальше от себя.

Дверь комнатки распахнулась, на пороге стояла Кира.

– Это ваше? – холодно поинтересовалась она, кивнув на сердце, пульсирующее около стиральной машинки.

Комнатка стремительно заполнялась тошнотворным запахом. Точно такой же запах стоял в другой комнате – большой и светлой, – когда Оксана… Когда она…

– Возьмите и выбросите, – распорядилась Кира, сверля Оксану взглядом. – Вы читали правила проживания? Нельзя такое проносить.

– Я не знала, – выдавила Оксана, хотя понятия не имела, что это вообще «такое».

Она хотела подняться, но не было сил. Пришлось ползти на четвереньках.

Пол уже был весь в крови. Руки и коленки скользили. Работающая стиральная машинка внезапно взвизгнула и задребезжала, разгоняя барабан. Мокрые вещи скользили по стеклу с внутренней стороны.

Сердце сжималось и разжималось. Мелкие порезы на нем раскрывались, будто маленькие рты. Оксане не хотелось брать сердце в руки, но еще меньше ей хотелось разозлить сейчас Киру. Она дотронулась пальцами до влажной поверхности, чувствуя, как где-то в мыслях вспыхивают мелкие яркие искорки. Сгребла сердце, прижала к груди:

– Куда выбросить-то?

– На улицу. Прочь отсюда, – сказала Кира.

От вони сделалось дурно. Оксана доползла до порога на коленках, размазывая кровь. Вывалилась мимо посторонившейся Киры в коридор. Даже затхлый воздух подвала казался сейчас вкусным и долгожданным.

Сердце пульсировало в руках, но уже не так интенсивно. От каждого удара в голове продолжали вспыхивать искорки. Будто скоро должен был разгореться костер. Будто чего-то не хватало, чтобы в мыслях Оксаны развеялась тьма.

Она перевела дух и смогла подняться. Дальше – легче. Сзади молча шла Кира. Оксана пересекла холл, оставляя за собой кровавые следы от тапочек, вышла на крыльцо под дождь и холодный ветер. У козырька яростно болтался фонарь, выхватывая из темноты размытые тени. Казалось, вокруг Общаги нет города, нет пустыря, а есть только ночь, в которой поджидают Оксану молчаливые, как Кира, неприветливые гигантские тени. Какой же крохотной Оксана ощутила себя сейчас. Какой же беззащитной.

Она размахнулась и швырнула сердце в темноту. Темнота приняла ее подарок очередным яростным порывом ветра.

– Хорошо, – сказала Кира за ее спиной. – И больше так не делайте.

Оксана обернулась и увидела, что пол в холле чистый, как и всегда.

– Мне нужно покурить, – сказала она.