Александр Матюхин - 25 трупов Страшной общаги [сборник litres]

– Нешто видит, нешто видит… – запричитала она, странно водя перед собой руками.

И в тот же миг не выдержала София, о которой все позабыли. Прижав одну руку к груди, она вытянула вторую и завизжала, тыкая пальцем в Василису:

– Вот она, вот она! Гадина! Увела у меня Ромочку!

Хвостатая поморщилась. Она не ожидала, что встреча с ведьмой пройдет мирно, но и не думала, что разговор превратится в мерзкую бабскую склоку из тех, что легко увидеть, включив популярное ток-шоу. Добавила масла в огонь и бабка, толком не разобравшаяся, кто же перед ней, но решившая идти напролом.

– Тебе не говорили, стерва, что нельзя с чужими вещами играться?! – трубно завопила она.

Ее голос, усиленный ненавистью, расползся волнами в воздухе, опутал Кисунину, лег ей на плечи в волосы дурнопахнущим налетом. Привыкшая полагаться на свою нечеловеческую природу лисица сообразила – запоздало, но ясно, – что ее вообще-то убивают. Те, кто стоял перед ней, не были городскими ведьмочками, будто сошедшими со страниц милых подростковых книг. Это были самые настоящие ведьмы – былинные, жуткие, дикие. Из тех, дома которых предпочитали обходить стороной, даже если была необходимость в помощи. По крайней мере одна из женщин была таковой.

Василиса встряхнулась всем телом. Ошметки проклятия полетели в стороны, падая на землю и пузырясь. На миг Василисе стало любопытно, как же видит свою магию сама старуха. Ну уж всяко не как весенние цветы…

– Тварь, стерва, мразь, змея! – изрыгнула поток брани бабка, для верности присовокупив к этим словам еще несколько ругательств, которые заставили бы покраснеть даже невозмутимого варана из Общаги.

И каждое слово, напитанное злой силой, превратилось в черный поток, хлещущий из ее рта на землю.

– Грубо! – рявкнула Кисунина. – Грубо!

Отскочив в сторону, лиса состроила из пальцев «козу» и ткнула острой мордочкой в сторону противницы:

– Кйон!

Черная жижа вспыхнула голубоватым пламенем, мгновенно прогорела и разлетелась на холодном осеннем ветру легким пеплом. Не осталось даже следов пламени на сетчатке. Бабка покачнулась, но устояла. Только сверкающие глазки запали глубже да жижа на одежде потекла активнее, скапливаясь в складках ткани.

Старуха запричитала, мелко и плаксиво, как несправедливо обиженный человек. Василиса развела в стороны руки, уже готовясь разжечь пламя на ладонях… и тут же полетела кувырком на землю. Софа, которую лисица беспечно оставила за спиной, налетела на нее, визжа и царапаясь. Много лет назад, когда существование лис-оборотней было для людей не мифом, а повседневной действительностью, Кисунина ни за что не допустила бы такой оплошности. Но благополучная современность, в которой матери проще поверить в глупость своего чада, чем в хвосты у незнакомой женщины, разнежила ее, лишив чутья и притупив инстинкты.

Темноволосая и нескладная София сумела устроиться верхом на Василисе, крепко вцепившись руками ей в запястья, и победно ухмыльнулась. Тут же подскочила к борющимся и ведьма. Закудахтала, суетливо переваливаясь с ноги на ногу:

– Вот молодец, внученька, спасла бабушку! Держи ее крепче!

– Тварь, захотела Ромкины книжечки прибрать! А-а-ах ты… Мои они! И Ромка мой! – вторила ей Софа и тут же приказывала: – А ну устрой ей! Вдвое заплачу!

– Сейчас я ей… я ей…

Толстуха вытянула вперед руку. Кисунина, лежа на земле, могла видеть только тыльную сторону ладони, зависшую прямо у нее над головой, и скрюченные пальцы, шевелящиеся, словно лапки паука. Что-то черное, но на этот раз отдающее зеленью, вскипело у ведьмы на ладони. Лисица ощутила тоску, с которой не шла ни в какое сравнение хандра, заставившая ее ввязаться в это приключение. Тоска глубокая, истошная, пробирающая до самой глубины души, такая, что сердце в груди замедлилось, потому что не было у него больше смысла биться… Пузырящаяся жижа пролилась у колдуньи между пальцев и полетела вниз, оставляя за собой едва различимый дымный след. Василиса в последний миг убедила свое тело дернуться в сторону, уворачиваясь от липкой гадости. Дрянь упала на землю с сочным хлопком, зашипела. И тогда Василиса ощутила где-то глубоко в душе то, что позволило ей прожить куда дольше, чем мог бы вообразить человек. Лихая, азартная лисья злость всколыхнулась в груди пылающей волной, пустила сердце галопом и смыла без следа насланную убийственную тоску.

– Непобедимая сила духа! – рыкнула она на японском, вызывая у парочки растерянность незнакомыми сочетаниями звуков.

А сразу же следом пришла иллюзия… в которой, быть может, правды было больше, чем лжи. София, все еще оглушенная громким криком, обнаружила, что сидит верхом на существе, которое не приснилось бы ей в самом страшном сне. Громадные глаза белоснежного зверя, в которого моментально обратилась девушка, янтарно блестели, отражая свет фонарей. По оскаленным клыкам, пузырясь, текла слюна. Тварь рычала, глядя женщине прямо в глаза, и в этом рыке слышалось обещание смерти. Страшной, мучительной. Немилосердно долгой смерти.

Софа моргнула, словно надеясь, что видение рассыплется само собой, и отпрыгнула в сторону с громким визгом. Споткнувшись о свои ноги, она шлепнулась на задницу и отползла на несколько шагов, зажимая рот ладонями. Василиса вскочила одним ловким движением, будто разжалась стальная пружина. Звериная личина тут же рассыпалась в пыль, возвращая лисе человеческий облик.

Ведьма уже стояла чуть в отдалении, глядя на девушку прищуренными глазками. В ее взгляде еще не было страха – только тупое непонимание и шок от быстрой метаморфозы. Она снова водила перед собой ладонью, как мим, ощупывающий невидимую преграду.

– Ты кто?.. – спросила она уже без прежней угрозы в голосе. – Кто ты?..

– А вот это… – Лисица хохотнула. – Очень правильный вопрос!

Она начала с малого. Стащила с головы шапку, оставив на месте уши. Толстуха отпрянула назад и скривила лицо, но не успела ничего сказать. Лиса позволила хвостам распахнуться огромным опахалом, не обращая внимания на то, как они задрали юбку.

– Кто я?! – рыкнула Кисунина, и глаза ее вспыхнули тусклым желтым светом.

Ведьма и ее компаньонка быстро переглянулись. Роли уже поменялись, да только они этого еще не поняли.

– Я – хули-цзин, великая соблазнительница!

София заворчала что-то возмущенно, но быстро умолкла под испепеляющим взглядом демоницы. Ведьма, начавшая смутно догадываться, что столкнулась с чем-то превышающим ее понимание, попыталась отступить обратно в кусты, но ноги ее больше не слушались. Поле боя стало полем игровым – и толстуха была не тем, кто двигает по нему фигуры.

– Я – кумихо, первородное Зло!

Кисунина развела руки в стороны, и на ее ладонях забилось голубоватое пламя. Бледные отсветы призрачного огня упали девушке-лисе на лицо, превращая его в белую маску зверя с черно-синими узорами.