Анатолий Даровский - Часы бьют полночь

Вертелись в голове слова, сказанные в один из прошлых разговоров. «Если бы я хотел держать тебя вдали от чего-то, я бы ни за что не допустил, чтобы ты об этом узнала». Женька тогда добавил, что она взрослее и умнее, чем Наташа, и её непросто обмануть — и, похоже, оказался прав.

Оля не обманулась. Хотя на взрослую и умную, как ей казалось, не тянула.

Он что-то сделал, пока она лежала без сознания. Что-то, из-за чего волк перестал её преследовать. Что-то, что он хотел бы скрыть от Оли. Почему?

Ответ напрашивался один: не хотел её расстраивать и не хотел, чтобы она пробовала его остановить. Пытался, как обычно, держать её подальше от неприятностей.

Единственный вариант, приходивший на ум Оле, ей совершенно не нравился.

Следующие дни пролетели как в тумане. Одноклассники щебетали по углам, обсуждая то грядущие праздники, то сезон контрольных. То «кошачьего маньяка», который снова появился было на улицах города — и почти тут же исчез.

На Олю посмотрели было косо, но напрямую обвинить никто так и не решился. Женька и тут оказался прав: доказательства спасли от травли, но не уберегли от слухов, которые наверняка будут ходить до самого конца школы.

Волк больше не преследовал её. Царапины на подоконнике — не появлялись. Исчезло ощущение слежки, точно она закончилась так же внезапно, как и началась. В другой ситуации Олю бы это радовало.

Сейчас — нет. Она не могла перестать спрашивать себя, что случилось, пока она лежала в обмороке. Из-за чего ушёл волк. Что именно сделал Женька. Почему её оставили в покое.

Все вокруг готовились к Новому году, а ей не хотелось праздновать. Прямо как там, в сырых и холодных снах, в безрадостном своём будущем.

Возможно, «судьба» действительно была связана с их загадочными преследователями.

Женька и впрямь пропал. Изредка появлялся на горизонте, отправлял короткое смс в духе «всё хорошо, не волнуйся» — но Оля по-прежнему волновалась, понимая, что он недоговаривает.

Не было никакой олимпиады. И проблем со связью у него наверняка не было. И телефон он не терял. А о том, на что на самом деле было похоже его внезапное исчезновение, и думать не хотелось — но думалось.

Даже Наташа подтвердила: именно на это.

— Но с чего ему заходить так далеко? — безнадёжно возражала Оля, понимая, что не права.

— Я не знаю. Но это единственное объяснение, если, конечно, не брать вариант с олимпиадой как правду, — пожимала плечами девочка в ответ. — Меня, кстати, тоже больше не преследуют. Что бы он ни сделал, он как-то помог нам обеим.

Оля вздыхала и умолкала. В эти дни она особенно остро ощутила собственное одиночество, беспомощность перед лицом непостижимого. Невозможность на что-то повлиять.

На улицах начало приторно пахнуть еловой хвоей.

Через три дня Женька вернулся на связь — но тревога никуда не делась, и Оля начала искать мельчайшие несостыковки и несуразицы в его поведении, с виду таком же, как обычно. Цепляться к словам. Нервничать. Подозревать что-то.

Бояться за него и за себя.

Она ничего не решалась сделать. Она ничего и не могла. Откуда у неё деньги, чтобы полететь к нему? Откуда разрешение родителей? Не отпустят же её на Север в одиночку! Да и что делать? Как там ориентироваться, как найти его в городе, что предпринять, встретившись?

Ответов не было. Оля запуталась, вновь впадая в ледяное оцепенение, но ничего не шло в голову. И мама… мама начала странно на неё смотреть.

Скрипучий голос Вивлы врезался в уши, как шило. Оля в очередной раз не выспалась, и трели классной руководительницы воспринимала скорее как информационный шум. Да она и говорила что-то совершенно бесполезное. Кажется.

Задребезжал звонок, в кои-то веки вызывая не глухое раздражение, а облегчение: наконец-то эта тягомотина закончилась. Сейчас Оля пойдёт домой, упадёт в кровать и будет… что будет? Целый день смотреть в потолок, любуясь танцем теней на побелке, а потом заснёт, так и не дождавшись идей? Поговорит вечером с Женькой, в очередной раз выслушает его рассказы о несуществующей олимпиаде, кивнёт, не поверив ни единому слову? Поймает очередной пристальный мамин взгляд?

Встретит какую-нибудь многоногую тварь по дороге домой, и возвращение превратится в побег?

До какого тут праздника. Единственное, чего хотелось Оле, — заснуть и никогда больше не просыпаться. Или проснуться, когда всё уже закончится, когда зловещая история останется позади.

Когда остановятся стрелки.

Когда она не сумеет вспомнить эти дни.

Кто-то потянул её за рукав.

Оля вынырнула из мрачных раздумий, осознав, что уже успела машинально, не глядя, собрать вещи в груду и теперь такими же механическими движениями засовывает их в сумку. Урок давно закончился. Из класса успели уйти почти все, кроме разве что неё самой и…

Стаськи?

— А… что… — только и выдавила Оля, смешавшись. Бывшая подруга стояла в проходе между рядами и буравила её взглядом из-под круглых очков. Белое худи делало её похожей на привидение, и сходство только усиливали мелкие тени, летавшие вокруг.

— Поговорить надо, — буркнула Стася и снова дёрнула её за рукав. — Пошли, пока сюда другой класс не прибежал. Или пока учителя дверь не закрыли.

Поговорить? О чём?

Они не общались с того самого дня, когда вскрылась нелепая Олина ложь о котятах. Когда Женьку обвинили в живодёрстве, и весь класс отвернулся от «маньяка» и его «ручной крысы». Пусть времена травли прошли, а подозрения стихли, Стася её так и не простила.

Её можно было понять. Оля обманула подругу. Подставила под удар котят, погубив их в лапах кровожадного зверя. До недавнего времени ей казалось, будто случившееся — целиком её вина, но сейчас, когда разрозненные нити связались в одно целое, картина изменилась. Теперь Оля понимала: вряд ли она что-то могла сделать. Котят всё равно убили бы.

Но как объяснить это Стасе? И как самой перестать себя винить?

Оле не хотелось этого признавать, но, когда бывшая подруга подошла к ней, в глубине души забрезжила обманчивая, несмелая надежда. Что они смогут помириться. Что всё обойдётся. Что её простят.

Она уже знала: нет ничего более обманчивого, чем такие чувства.

— Ты ужасно выглядишь, — заявила Стаська, когда они добрались до школьной столовой и встали в очередь в буфет. — Бледная, с синяками под глазами, с этой странной причёской. Смотришься так, будто вообще не спишь и почти не ешь.

— Всё… в порядке, — вяло отозвалась Оля. Выглядела она и впрямь не очень: стресс и чудовищное напряжение последних дней не давали покоя, отражаясь на лице. Хотя, пожалуй, последние дни винить не стоило: началось всё намного раньше. Оля бледнела и тускнела ещё со времён Женькиного отъезда.