Альбина Нури - Город мертвецов

В комнате вдруг раздался волчий вой — утробный, бьющий в уши.

«Это я вою! — поняла Зоя, а следом подумала: — Умереть бы тоже».

И больше ничего не помнила.

Пришла в себя Зоя уже в палате. Перевезли, должно быть, пока она без сознания была. Медсестра Лена стояла рядом, подкручивала колесико капельницы. Посмотрела на Зою вроде бы строго, а на самом деле — сочувственно.

— Спасибо, — одними губами прошептала Зоя.

— Да уж не за что. — Она оглянулась на дверь. — Никто не знает, что я вам помогала! Я их тут же укатила обратно, доктор не в курсе, что вы их видели! Имейте в виду.

Зоя прикрыла глаза, что должно было означать «да».

— У вас швы разошлись. Вечером опять зашивать будут, доктор придет во вторую смену. Кровищи натекло!

«И почему я не умерла?» — снова подумала Зоя, и одинокая слезинка скатилась по щеке.

— Отдыхайте, я вам лекарство поставила.

Через два часа ее заново «подштопали», как сказал врач. Он делал все нужное, не уставая выговаривать Зое за ее выходку. Боли она не чувствовала: не то лекарство ей дали, не то просто уже все внутри ныло так сильно, что новая боль была незаметна на фоне старой.

А вскоре случилось то, чему Зоя так за всю жизнь и не смогла найти объяснения. Витя пришел в палату вместе с доктором, Леной и еще какими-то людьми.

— Живы! — прямо с порога прокричал он. — Живы они, Зайка!

Это он Зою так звал — Зайкой. Когда настроение особенно хорошее было.

— Чего? — спросила она. — Кто жив?

— Дети живы! Ошибка вышла…

Доктор забубнил что-то про неисправное оборудование, но ни Викентий, ни Зоя его не слушали.

— Медсестра услыхала — плачет кто-то, чуть не рехнулась! Открыла, а они там, живехоньки!

— Ты с ума сошел? — беспомощно спросила Зоя.

Витя засмеялся и был в этот момент в самом деле похож на безумца.

— Счастье-то, а? А мы ведь уже и к похоронам все подготовили!

— Значит, долго жить будут, — услужливо проговорил какой-то мужчина. Наверное, работник морга.

Зоя перевела взгляд на Лену. Та отвела глаза.

— Но это невозможно, Витя! Ты не понимаешь, я сама… — Она осеклась, вспомнив предупреждение медсестры.

— Ничего невозможного, Зайка! Я только что оттуда, из… как это называется? Из детской, в общем. Прекрасные у нас сын и дочка!

Перед глазами потемнело, и Зоя второй раз за день лишилась чувств.

Месяц спустя Зоя сидела на кухне и невидящим взглядом смотрела в одну точку. Перед ней была чашка чая, к которому она не притронулась.

Окна квартиры выходили на улицу. Несмотря на довольно поздний час — на часах уже половина десятого, — было по-летнему светло. Жизнь в Старых Полянах кипела: дети носились вдоль дороги или катались на велосипедах, пенсионеры и молодые мамы сидели на лавочках или прохаживались туда‐сюда. Спать никто не собирался, расходиться по домам — тоже. Чего там сидеть, в духоте?

Возле клуба, как обычно, собрались девчонки и парни. Из Зоиного окна видно их не было, но она слышала громкие голоса и взрывы хохота. Грызут семечки, попивают пиво, заигрывают друг с другом. Крутят недолговечные подростковые романы, в результате которых на свет появляются ненужные юным родителям дети.

Дети…

Мысли, едва свернув с привычного русла, снова вернулись к Еве и Севе.

Так дочь и сына назвал Витя, а Зое было все равно, какие у них будут имена.

Кухонная дверь открылась, вошел муж.

Кто бы мог подумать, что из него получится такой хороший отец? Он обожал детей, готов был возиться с ними часами, приходя с работы. Даже пиво по вечерам пить перестал. Работал он, как и большинство старополянских, на «Полимете», инженером.

Ирина, лучшая подруга со школьной скамьи, которая недавно устроилась в новый ларек у автовокзала, говорила, что Зоя вышла замуж лучше всех: муж хороший, с перспективами. Станет начальником отдела, можно будет о расширении подумать. Не вечно же вчетвером на двадцати метрах сидеть.

Недавно Ирка приходила посмотреть на детей, поздравляла. Зоя через силу улыбалась — аж челюсть от этого заболела. Даже Ире она не могла ничего рассказать, не находила в себе сил признаться.

— Пойдем в комнату.

— Спят?

— Уложил.

Зоя не шелохнулась, и Витя, поколебавшись, сел напротив жены. Она, точно заведенная, помешивала ложкой давно остывший чай. Он положил ладонь на ее руку, останавливая это бессмысленное движение.

— Давай поговорим.

— О чем?

— Ты знаешь. Я все вижу, не слепой. Перед людьми ты можешь придуриваться, но меня не обманешь. С первого дня, как только обнаружилось, что они живы, ты шарахаешься от них. И в обморок ты тогда не от счастья упала, я видел! Ты не принимаешь их, даже грудью кормить не стала!

— У меня молоко перегорело.

— Не ври. Ты перетянула грудь. Специально.

Зоя промолчала.

— Матери так себя не ведут. Ты не сюсюкаешься с малышами, не качаешь. Тебе как будто лишний раз прикасаться к ним не хочется! Я прихожу — ты и рада от них избавиться. — Он потянулся к ней через стол: — Зайка, скажи, в чем дело? Я слышал, у женщин бывает такое. Это послеродовая депрессия. Давай к врачу сходим? Сейчас все лечится.

— Не нужны мне никакие врачи! — воскликнула Зоя и вырвала свои ладони из его рук.

Викентий, казалось, не смутился, вместо этого спокойно спросил:

— А что нужно? Объясни мне. Почему ты ненавидишь своих детей?

Она сузила глаза, как бешеная кошка, и прошипела ему в лицо:

— Потому что это не мои дети. Это не наши дети. И может, вообще не дети никакие.

— Ты в своем уме? — спросил Витя.

— Я не говорила тебе… — Она и не собиралась, но вдруг почувствовала, что больше не может держать это в себе. — На следующее утро после родов я встала и пошла в морг. Мне нужно было увидеть их перед похоронами. Я… не могла смириться. В общем, еле дошла. И я видела их. Понимаешь? Видела их мертвыми. Лена, медсестра, тоже там была, она их мне и показала.

— Да зачем же надо было…

— Не перебивай ты, ради бога! Никаких сомнений: наши дети были мертвы. Они были как каменные — твердые, холодные. Будь они живы, мы с Леной заметили бы! Но они точно были мертвые.

— Насчет этой Лены еще надо разобраться. Зачем она позволила тебе?

— Не надо ее сюда впутывать. Она хорошая женщина, пожалела меня. Не о ней речь, а о том, что ожить дети не могли!

— Но ведь ожили!

Зоя покачала головой, пристально глядя на Викентия.

— Те две твари в кроватке — уже не наши дети. Это чудовища.

Викентий вскочил со стула:

— Зоя, что ты несешь? Ты себя слышишь? Как ты можешь называть их тварями?

— Говорю тебе, это не дети! Наши дети умерли, я видела это собственными глазами, невозможно очнуться, если ты мертв! Можешь Лену спросить, если мне не веришь!

Витя налил воды из кувшина и выпил залпом, шумно глотая.