Сьюзен Хилл - Саквояж с мотыльками. Истории о призраках [litres]

Получив все это, я почувствовала, как душевное равновесие ко мне возвращается. Через некоторое время я стала разбираться, что случилось на самом деле, а что – нет. Элис Бейкер точно была. В тот вечер, когда я видела ее в старом офисном здании, она мне не померещилась. Или померещилась?.. Все, что окружало Элис, все, что от нее исходило, улавливала не я одна. Это в один голос подтвердили навещавшие меня коллеги. Что-то неладное чувствовали все, тут сомнений не оставалось.

Но меня, да и остальных тоже, беспокоили два момента. Призрачного ребенка никто не видел, топота ее ножек не слышали. Единственный человек, у которого была такая возможность, – ночной сторож, но он все отрицал, да и вообще заявил, что во время дежурств ни с чем сверхъестественным не сталкивался. Он уволился вскоре после того, как прибежал ко мне на помощь. Но, прежде чем уйти, клялся, что на решетке в подвале никто не висел – ни Элис Бейкер, ни кто-либо другой. Обнаружив меня в почти бессознательном состоянии, он заглянул в комнату, убедился, что там все в порядке, и закрыл дверь. По его словам выходило, что я просто открыла дверь своим ключом и вдруг ни с того ни с сего хлопнулась в обморок. Без сознания я была недолго и быстро очнулась. Сторож говорил, что я бормотала про какую-то Элис, про то, что кто-то висит на решетке, а потом про маленького ребенка на верхнем этаже, который дошел до пожарного выхода и исчез. Так сторож понял, что я то ли брежу, то ли не в себе. Он даже на всякий случай вернулся в комнату с канцтоварами, чтобы проверить, нет ли там кого, а потом поднялся на верхний этаж, но ничего подозрительного не обнаружил.

Тела не оказалось. Оно не пропало, его просто не было. Никто не вешался: ни Элис Бейкер, ни кто-либо другой из сотрудников. И маленькой девочки тоже не было. Это удивляло больше всего. Я подробно ее описывала, но мне все равно никто не верил. Тот факт, что на следующий день Элис Бейкер в офис не явилась, да и вообще пропала, ничего не доказывал. Все думали, она просто ушла с работы, никого не предупредив.

– Всегда была со странностями, – гласило общее заключение.

Никто не упоминал про то, что ее окружало: зловоние, недобрые предчувствия. Девушкам не хотелось, чтобы подумали, будто у них тоже нервный срыв, как у меня, поэтому они сочли за лучшее забыть все эти подробности. Пара человек из офиса приходили ко мне, но стоило заикнуться про Элис Бейкер или связанные с ней события, как девушки менялись в лице и отводили взгляд. Через некоторое время коллеги перестали меня навещать.

Оправилась я быстро. Вела нормальную повседневную жизнь. Но при одной мысли о возвращении на работу меня охватывала паника. Дон советовал мне уволиться по состоянию здоровья. Говорил, я имею право требовать компенсацию за моральный ущерб, но я в этом очень сомневалась, к тому же гордость не позволяла унижаться. Я была не намерена выклянчивать подачки.

С устройством на новое место можно было не спешить. Дон хорошо зарабатывает, детей у нас нет. Я просто брала местную газету и проглядывала объявления: вдруг что-то попадется? Оттуда я все и узнала.

В разгар тех событий, когда я то ли видела, то ли не видела маленькую девочку, а потом то ли нашла, то ли не нашла повесившуюся Элис Бейкер, я совсем забыла, что накануне вся строительная техника и грузовики встали, а рабочие исчезли. Теперь же на первой странице красовалась фотография стройплощадки: люди в касках, ряды траншей, ограждения из колышков и лент.

Я стала читать статью под фотографией, но тут на меня опять нахлынул прежний ужас. Пришлось отшвырнуть газету в сторону. Я сидела дрожа и не понимала, почему страх возник снова. Прошло столько времени, а я вернулась в прошлое, будто и не было никакого улучшения. Но оно же было, было!

Тут вошел Дон. При виде меня он встревожился, но не только. На секунду в его взгляде мелькнули раздражение и досада, словно он винил меня и злился, что я опять усложняю ему жизнь, а ведь все, казалось бы, вернулось на круги своя! Но я его понимала. Должно быть, трудно жить с человеком, который находится в таком состоянии. Дон заварил мне чая.

– Ну как, есть интересные вакансии?

Похоже, он решил, что пора мне брать себя в руки.

– Да, есть кое-что, – ответила я.

Но Дон меня раскусил, ведь страницу с объявлениями я даже не открывала. Он взял газету, посмотрел на фотографию. Я закрыла глаза и отпила чай.

– Видела? – Дон ткнул пальцем в статью.

– Нет, не заметила, – покачала я головой.

– Ну да, конечно! Еще как заметила.

– Только на фотографию посмотрела. Там какие-то… земляные работы.

– Нет, это археологические раскопки. Здесь говорится, что они идут уже три недели, и… – пробормотал Дон и опять углубился в чтение.

Но я ничего не хотела знать. Я наконец стала уравновешеннее, спокойнее и хотела бы оставаться в том же состоянии.

– Прочти, – сказал Дон, протягивая мне газету.

– Нет, мне не интересно.

– Ладно, тогда я прочитаю тебе вслух.

– Нет. – Я встала и прокричала во весь голос: – Нет!!!

Но Дон меня не послушал. Просто начал читать.

В тот день строительные работы внезапно пришлось остановить, потому что рабочие раскопали массивную каменную плиту, украшенную резьбой. Присмотревшись, они заметили на ней почти стершиеся буквы. Потом машинист экскаватора заглянул в ковш и заметил нечто, очень напоминающее человеческий череп. Далее последовал телефонный звонок, и все работы на этом месте были прекращены.

Местные историки и сотрудники архива графства опубликовали предварительное заключение, подтвердив, что на этом месте располагалось городское неосвященное кладбище, где хоронили тех, кто покончил с собой или по каким-либо другим причинам не мог быть погребен на церковном кладбище. О существовании этого места было известно давно, но до сих пор его поиски не приносили результатов. Пол Тессали, глава команды, подтверждает: доказательства указывают на то, что ученые на верном пути. «Мы уже обнаружили несколько могил, и хотя многие из них останутся неопознанными, надписи на некоторых частично уцелели. Мы сфотографировали их, и теперь наша задача – расшифровать имена и попытаться отыскать их в сохранившихся документах. Задача нелегкая, поскольку имена тех, кого хоронили на неосвященном кладбище – до середины девятнадцатого века оно было действующим, – записывали редко».

Дон поглядел на меня. Я не понимала, почему эта новость привела меня в такой трепет. Я не боялась ни могил, ни кладбищ. Не испытывала страха перед мертвыми. Если даже я много лет просидела в офисе, стоящем на земле, где хоронили несчастных, от которых отвернулась Церковь, это не имеет значения. Печально, конечно, но ничего пугающего тут нет.