Стефани Майер - Солнце полуночи [litres]

Наконец я склонил голову и повернул ее так, чтобы прислониться щекой к основанию ее шеи. Жар ее теплокровной жизни проникал сквозь тонкую кожу и вливался в холодный камень моего тела. Под моей щекой билась жилка. Я дышал ровно, как автомат, делал управляемые вдохи и выдохи. Ждал, прислушиваясь ко всему, что творилось во мне, вплоть до мельчайших подробностей. Возможно, я ждал дольше, чем требовалось, но там, где я ждал, было очень приятно медлить.

Только убедившись, что здесь меня не подстерегает ловушка, я продолжал.

Осторожно, как мог, я сменил позу, двигаясь медленно и спокойно, чтобы не застать врасплох и ничем не напугать ее. Когда мои ладони соскользнули с ее подбородка на плечи, она вздрогнула, и на миг ритм моего дыхания, который я старательно поддерживал, сбился. Я восстановил его, снова овладел собой и наклонил голову так, что мое ухо оказалось прямо над ее сердцем.

Его стук, и раньше громкий, теперь зазвучал как стерео, окружая меня со всех сторон. Вдруг оказалось, что земля подо мной утратила устойчивость и слегка закачалась в ритме ее сердца.

Вздох вырвался вопреки моей воле. А-ах .

Как жаль, что нельзя было так и остаться навсегда погруженным в биение ее сердца и согретым теплом ее кожи. Но наступил момент последнего испытания, и я хотел пройти его и оставить позади.

Впервые с тех пор, как вдохнул ее обжигающий запах, я разрешил себе представить, как это было бы. Вместо того чтобы отгораживаться от своих мыслей, пресекать их и загонять в самую глубину, подальше от сознания, я выпустил их на свободу. На этот раз они не желали подчиняться. Но я заставил себя направиться туда, куда до сих пор избегал заглядывать.

Я представил себе, как пробую ее на вкус… опустошаю ее.

Мне хватало опыта, чтобы понять, каким это будет облегчением, если я целиком и полностью удовлетворю самую звериную из своих потребностей. Ее кровь действовала на меня гораздо сильнее, чем кровь любого другого человека, с которым я сталкивался, и мне оставалось лишь предположить, что и облегчение с наслаждением окажутся намного острее.

Ее кровь смягчит мое измученное горло, смоет воспоминания о многих месяцах жжения. Возникнет ощущение, будто я никогда и не сгорал по ней, и не жаждал ее: избавление от боли будет абсолютным.

Вообразить сладость ее крови на языке было труднее. Я знал, что еще никогда не пробовал крови, настолько соответствующей моему вожделению, но был уверен, что она удовлетворит все пристрастия, известные мне.

Впервые за три четверти века – период, в течение которого я обходился без человеческой крови, – я буду совершенно сыт. В теле возникнет ощущение силы и цельности. Пройдет много недель, прежде чем я вновь почувствую жажду.

Я воспроизвел последовательность событий до конца, удивляясь тому, как мало значили для меня эти запретные образы теперь, когда я дал им волю. Даже если не принимать во внимание неизбежные последствия – возобновление жажды, пустоту мира без нее, – я не испытывал никакого желания действовать, следуя этим образам.

В тот же момент я со всей ясностью понял, что отдельного чудовища во мне нет и никогда не было. Стремясь разделить свои желания и разум, я по своей привычке отождествил с чудовищем ненавистную часть самого себя, чтобы отделить ее от тех частей, которые считал собой . Так и был создан хищник, и у меня появился противник, чтобы бороться с ним. Этот механизм позволял справиться с проблемой, пусть и не самым эффективным образом. Все лучше, чем считать себя единым, со своими плохими и хорошими сторонами, и иметь дело с этой реальностью.

Мое дыхание по-прежнему оставалось ровным, жжение ее запаха служило желанным противовесом избытку других физических ощущений, которые обрушились на меня, пока я обнимал ее.

Пожалуй, теперь я лучше понимал, что произошло со мной раньше, когда я своей бурной реакцией перепугал нас обоих. Я так убедил себя, что могу не справиться, что моя убежденность чуть не навлекла на меня беду, едва не стала сбывшимся пророчеством. Моя тревога, мучительные видения, на которых я зациклился, вдобавок месяцы сомнений в себе, поколебавшие мою былую уверенность, все вместе ослабили решимость защищать Беллу – что, как я теперь понимал, мне абсолютно по силам.

Даже кошмарное видение Элис вдруг утратило четкость, его цвета потускнели. Его сила, потрясающая меня, угасала, потому что, как стало очевидно только что, это будущее оказалось совершенно невозможным . Мы с Беллой покинем луг рука об руку, для меня наконец начнется настоящая жизнь.

Мы прошли тот самый узел.

Я точно знал, что и Элис увидела это и возрадовалась.

Несмотря на то что в нынешнем положении мне было на редкость уютно, я с нетерпением ждал продолжения жизни.

Я слегка отстранился от Беллы, провел ладонями по ее рукам, прежде чем уронил руки вдоль тела, переполняемый простым счастьем просто вновь видеть ее лицо.

Она смотрела на меня с любопытством, не подозревая о том, сколько важных событий произошло во мне.

– В следующий раз будет легче, – пообещал я, но едва эти слова вырвались у меня, я понял, как мало смысла заключено в них для нее.

– А сейчас тебе было очень трудно? – с сочувствием в глазах спросила она.

Ее беспокойство согрело меня до самых глубин.

– Не так, как мне представлялось. А тебе?

Она с сомнением взглянула на меня.

– Было ничего… для меня.

Послушать ее, так находиться в объятиях вампира проще простого. Но ей наверняка понадобилось собраться с силами, хоть она и не подавала виду.

– Ты же поняла, о чем я.

Она ответила широкой, искренней, чуточку неровной улыбкой, показав ямочку. Стало ясно: если от нее и вправду потребовались усилия, чтобы выдержать мою близость, она в этом ни за что не признается.

Эйфория. Другого слова я не смог подобрать для описания душевного подъема, который сейчас переживал. Применительно к себе я редко пользовался этим словом. А теперь меня так и тянуло выплеснуть все мысли, которые теснились у меня в голове. И хотелось услышать каждую мысль Беллы. Хотя бы в этом не было ничего нового. В отличие от всего остального. Все стало другим.

Я потянулся к ее руке – не вступив сначала в изнурительный спор с самим собой по этому поводу – просто потому, что хотел прикоснуться к ней. Впервые за все время я позволил себе действовать не задумываясь. Эти новые порывы не имели никакого отношения к прежним.

– Вот. – Я приложил ее ладонь к своей щеке. – Чувствуешь тепло?

На мой первый спонтанный жест она откликнулась не так, как я ожидал. Ее пальцы дрогнули на моей скуле, глаза округлились, улыбка сбежала с лица. Сердечный ритм и дыхание ускорились.

Но не успел я пожалеть о том, что натворил, она придвинулась ближе и шепнула: