Стефани Майер - Солнце полуночи [litres]

– Не шевелись.

Дрожь пробежала по мне.

Выполнить ее просьбу было легко. Я застыл в полной неподвижности, повторить которую человек не в состоянии. Не зная, каковы ее намерения – попытка приспособиться к отсутствию у меня системы кровообращения казалась маловероятной, – я горел желанием выяснить их. Я закрыл глаза – то ли для того, чтобы избавить ее от чувства неловкости под моим пристальным взглядом, то ли потому, что сам не желал отвлекаться ни на что в такой момент.

Ее ладонь задвигалась медленно-медленно. Сначала она погладила меня по щеке. Коснулась кончиками пальцев моих опущенных век, описала полукруги под глазами. На месте ее прикосновений кожу покалывало, на ней оставалась теплая дорожка. Она провела по моему носу, а потом с усилившейся дрожью в пальцах очертила контуры моих губ.

С меня сошло оцепенение. Я разрешил губам слегка приоткрыться, чтобы вдохнуть ее близость.

Белла снова провела пальцем по моей нижней губе, и опустила руку. Она отстранилась, между нами повеяло прохладой.

Я открыл глаза и встретился с ней взглядом. Ее лицо пылало, сердце все еще колотилось. Я слышал призрачное эхо этого ритма всем телом, несмотря на отсутствие в нем крови.

Я желал … так много всего. Всего, в чем не ощущал никакой потребности на протяжении всей своей бессмертной жизни до знакомства с ней. Всего, чего точно не хотел до бессмертия. И теперь мне казалось, что кое-что из этого вполне возможно, хотя еще совсем недавно я считал иначе.

Но если сейчас рядом с ней жажда не внушала мне никакого беспокойства, моя сила никуда не делась: я был по-прежнему слишком силен. Гораздо сильнее, чем она, и все части моего тела обладали прочностью стали. Нельзя было ни на мгновение забывать о том, насколько она уязвима. Требовалось время, чтобы научиться двигаться рядом с ней предельно осторожно.

Она смотрела на меня, ждала, гадала, как я отнесся к ее прикосновениям.

– Если бы только… если бы ты почувствовала… как сложно и запутанно то, что… – сбивчиво попытался объяснить я, – чувствую я. Тогда ты поняла бы.

Тонкая прядка ее волос, подхваченная ветром, заплясала на солнце, по ней заметался рыжеватый блик. Я протянул к ней руку, чтобы ощутить пальцами шелковистость этого локона-беглеца. А потом, не сумев удержаться, провел по ее лицу. Ее щека была как бархат, нагретый солнцем.

Она склонила голову в сторону моей ладони, но не отвела взгляд.

– Объясни, – выдохнула она.

Я даже представить себе не мог, с чего начать.

– Вряд ли я смогу. Я же говорил: с одной стороны, голод – или жажда, – я виновато и коротко улыбнулся, – вот то, что я, жалкое создание, чувствую по отношению к тебе. Думаю, отчасти ты меня понимаешь. Хотя, поскольку у тебя нет зависимости ни от каких запрещенных веществ, вряд ли ты можешь полностью проникнуться этими чувствами. Но…

Мои пальцы словно сами собой потянулись к ее губам. Я легонько дотронулся до них. Наконец-то. Они оказались нежнее, чем я думал. Теплее.

– …существует и голод другого рода, – продолжал я. – Голод, которого я даже не понимаю, совершенно чуждый мне.

Ее ответный взгляд был чуть скептическим.

– Я понимаю это лучше, чем ты думаешь.

– А я не привык к настолько человеческим чувствам, – признался я. – Это всегда так бывает?

Неукротимый поток бурлил у меня внутри, магнетическое притяжение влекло меня вперед, казалось, ни один вид близости не сможет удовлетворить мою потребность в ней.

– Со мной? – Она помедлила, задумавшись. – Нет, еще ни разу не было. Никогда прежде.

Я взял ее за руки.

– Не представляю, каково это – быть рядом с тобой, – предупредил я. – Не знаю, получится ли у меня.

Где установить границы, чтобы уберечь ее? Как удержать эгоистичные желания от опрометчивого стремления перейти эти границы?

Она поерзала, придвигаясь ближе. Я сохранял неподвижность и был начеку, пока она прислонялась щекой к моей обнаженной груди. И еще никогда не был благодарен Элис за заботы о моем гардеробе так, как в эту секунду.

Она закрыла веки. Удовлетворенно вздохнула.

– Этого достаточно.

Перед таким приглашением я не смог устоять. Я уже знал, что вполне способен справиться и с таким испытанием. Предельно осторожно я обнял ее, впервые заключил в объятия по-настоящему. И прижался губами к ее макушке, вдыхая ее теплый запах. Первый поцелуй, пусть и украдкой, – и безответный.

Она усмехнулась.

– У тебя получается гораздо лучше, чем ты думаешь.

– Я не лишен человеческих инстинктов, – пробормотал я, касаясь ее волос. – Хотя они и запрятаны глубоко, они во мне все-таки есть.

Ход времени терял всякое значение, пока я обнимал ее, уткнувшись губами в ее волосы. Теперь ее сердце стучало томно, размеренно, дыхание на моей коже было замедленным и ровным. Перемены я заметил, только когда на нас упала тень деревьев. Без сияния, отраженного от моей кожи, на лугу внезапно потемнело, будто шел не день, а вечер.

Белла испустила глубокий вздох. На этот раз уже не удовлетворенный, а полный сожаления.

– Тебе пора, – догадался я.

– Ты говорил, что не читаешь мои мысли.

Я усмехнулся и украдкой запечатлел последний поцелуй на ее макушке.

– Учусь понемногу.

Мы пробыли на лугу довольно долго, хотя казалось, что пролетели жалкие секунды. У Беллы есть человеческие потребности, пренебрегать которыми нельзя. Я вспомнил медленный и долгий путь сюда, к лугу, и меня осенило.

Я отстранился – прерывать наши объятия мне не хотелось, что бы ни случилось дальше, – и легко положил ладони ей на плечи.

– Можно, я покажу тебе кое-что? – спросил я.

– Что покажешь? – с оттенком недоверия спросила она. Только тогда я заметил, что в моем голосе прозвучало не просто воодушевление.

– Как я обычно передвигаюсь по лесу, – пояснил я.

Она с сомнением поджала губы, между бровей появилась складочка – более глубокая, чем раньше, даже в тот момент, когда я чуть не напал на нее. Это меня слегка удивило: обычно она проявляла такое любопытство и бесстрашие.

– Не бойся, – заверил я. – Это совершенно безопасно для тебя, и к пикапу мы вернемся гораздо быстрее.

И я ободряюще усмехнулся.

Она задумалась на минутку, потом шепотом уточнила:

– Ты превратишься в летучую мышь?

Я не удержался от смеха. Не очень-то и хотелось удерживаться. И даже припомнить не мог, когда в последний раз чувствовал себя настолько свободным, самим собой. Нет, не совсем так: в кругу моей семьи я всегда держался свободно и открыто. Но рядом с близкими эта свобода никогда не ощущалась так, как сейчас – как безудержный экстаз, от которого по-новому волнующе оживала каждая клеточка моего тела. Рядом с Беллой все чувства усиливались.