Стефани Майер - Солнце полуночи [litres]

Не то чтобы у него возникли мрачные подозрения, что я сам столкнул Беллу с лестницы: скорее, он полагал, что Белла не стала бы действовать так импульсивно, если бы к этому ее не побудил я. И хотя насчет причин отъезда Беллы в Аризону он ошибался, в своем главном предположении был недалек от истины. В конечном счете это моя вина.

Поездка за полицейской машиной Чарли, при строгом соблюдении лимита скорости, получилась долгой, но время все равно летело слишком быстро. И даже временная разлука с Беллой нисколько не замедлила часы ожидания.

С новым порядком мы освоились почти сразу. Элис взяла на себя роль медсестры и фрейлины, и Чарли не знал, как ее благодарить. А Беллу хотя и смущало то, что теперь ей требовалась помощь с самыми насущными и интимными потребностями, она радовалась, что эту помощь ей оказывает не кто-нибудь, а Элис. За несколько дней, проведенных в Финиксе, видение Элис, в котором они с Беллой были лучшими подругами, наконец воплотилось в жизнь. Они держались друг с другом так непринужденно – уже сыпали бесчисленными шутками, понятными только им, и делились секретами, – как будто подружились много лет назад, а не познакомились всего несколькими неделями ранее. Чарли порой наблюдал за ними в растерянности, гадая, почему Белла ни разу не упоминала об этих отношениях, но был слишком благодарен Элис и очарован ею, чтобы настойчиво требовать ответов. И просто радовался, что его тяжело пострадавшей дочери обеспечен лучший уход из возможных. Элис бывала в доме Свонов почти так же часто, как я, хотя гораздо чаще при этом показывалась на глаза Чарли.

Насчет школы Белла терзалась сомнениями.

– С одной стороны, – объясняла она мне, – я просто хочу, чтобы все стало как раньше. И не желаю отстать еще больше. – Этот разговор состоялся рано утром после нашего возвращения: днем она столько спала, что у нее поменялся режим. – С другой стороны, как подумаю, что все станут глазеть на меня в этой штуке… – Она удостоила злобным взглядом ни в чем не повинное кресло, сложенное и стоящее у кровати.

– Если бы можно было носить тебя по школе на руках, я был бы рад, но…

Она вздохнула.

– …но от этого глазеть на меня не перестали бы.

– Скорее всего. Но хотя ты никогда и не соглашалась признать как факт, что я способен внушать страх, уверяю, я смогу сделать так, что глазеть никто не будет.

– Как именно?

– Увидишь.

– Вот теперь мне любопытно. Так что возвращаемся в школу как можно скорее.

– Как скажешь.

Не успев выговорить эти слова, я внутренне вздрогнул. Я старался ничем не напоминать о нашем разговоре в больнице, но, на мою удачу, эту реплику она пропустила мимо ушей.

Вообще-то порой казалось, что обсуждать будущее ее не тянет точно так же, как и меня. Видимо, поэтому она стремилась к тому, чтобы все стало «как раньше». Надеялась, наверное, что мы сможем забыть этот эпизод как просто единственную неудачную главу, а не предвестник единственно возможного финала.

Сдержать это несущественное обещание оказалось проще простого. В первый же день, когда я возил ее в кресле из класса в класс, все, что от меня требовалось, – устанавливать зрительный контакт с каждым, кто проявлял слишком заметный интерес. Легкий прищур глаз, чуть приподнятая верхняя губа – и любопытные спешили найти другой предмет, чтобы глазеть на него.

Но Беллу я этим не убедил.

– Не уверена, что ты вообще хоть что-то делаешь. Как-то не слишком увлекательно. Напрасно я беспокоилась.

Как только Карлайл разрешил, она сменила тяжелый гипс на гипсовую повязку и пару костылей. Я бы предпочел кресло. Тяжко было смотреть, как она сражается с костылями, и не иметь возможности помочь, но она, похоже, воспрянула духом, как только вновь начала передвигаться самостоятельно. Костыли она более-менее освоила за несколько дней.

Слухи, гуляющие по школе, были неверны во всех отношениях. О злополучном падении Беллы из окна отеля знали все – от проболтавшихся помощников Чарли. Но о причине, по которой Белла очутилась в Финиксе, Чарли умолчал. Поэтому пробелы восполнила Джессика Стэнли: оказывается, мы с Беллой отправились в Финикс вдвоем, знакомиться с ее матерью. Джессика намекала, что все дело в наших чрезвычайно серьезных отношениях. Ее версию приняли все, большинство уже успело забыть, откуда она взялась.

Эти сплетни Джессике пришлось выдумывать своими силами, так как Белла редко общалась с ней, разве что на уроках. Это было не труднее, чем в самом начале, когда я остановил тот фургон, – Белла умела держать язык за зубами, когда требовалось. На обедах она теперь сидела за нашим столом вместе с Элис, Джаспером и мной. Несмотря на отсутствие Эмметта и Розали – они теперь притворялись, будто едят на свежем воздухе, а если было солнечно, прятались в машине, – никто из людей не решался в нашем присутствии подходить к Белле. Мне не нравилось, что она отдаляется от подруг, особенно от Анджелы, но я рассчитывал, что рано или поздно все вернется к прежнему состоянию, каким было до того, как я вторгся в ее жизнь.

После того как мы уедем.

Время так и не замедлилось, однако установившийся порядок начинал казаться привычным, и мне приходилось оставаться начеку. Порой я забывался: она улыбалась мне, и меня переполняло ощущение правильности, чувство, что нам суждено быть вместе. Трудно было помнить, что это чувство, такое чистое и сильное, тем не менее ложь. Трудно помнить, но лишь до тех пор, пока она не поворачивала корпус слишком резко и не морщилась от боли в срастающихся ребрах, или же охала, чересчур сильно оперевшись на ногу, или просто поворачивала запястье, и бледный и блестящий свежий шрам поперек основания ее ладони оказывался на свету.

Белла поправлялась, время шло. Я цеплялся за каждую секунду.

У Элис родился новый план, как разнообразить повседневность – приятным, по ее мнению, образом. Зная, что Белла будет возражать, поначалу я был против. Но чем больше размышлял, тем лучше видел этот план с другой точки зрения.

Но не с точки зрения Элис. Мотивы Элис были как минимум на семьдесят процентов эгоистичными; она обожала смену имиджа. Эгоистичность своих мотивов я оценил примерно в десять процентов. Да, мне хотелось иметь такие воспоминания, в этом я охотно признавался себе. Однако главной моей целью было изменить конкретную главу будущего Беллы. Ради этого я и согласился с безумным планом Элис.

У меня было видение – не как у Элис, не истинное пророчество. А просто вероятный сценарий. Это видение вызвало во всем моем теле острую боль особого рода – это была агония и вместе с тем блаженство.

Мне представилась Белла через двадцать лет – элегантно повзрослевшая, достигшая среднего возраста. Подобно ее матери, она будет выглядеть юной дольше большинства людей, но и морщинки, появившись, не испортят ее красоту. Я вообразил ее где-нибудь в солнечных краях, в симпатичном, но простом доме, в котором будет царить беспорядок, если ее образ жизни не изменится до неузнаваемости. Беспорядок будут создавать в том числе и дети – двое или трое. Может, мальчишка с вьющимися волосами и улыбкой Чарли и девочка, похожая на мать, как сама Белла.