Стефани Майер - Солнце полуночи [litres]

Но прежде чем я успел вступиться за Элис или осудить ее, у меня в кармане зазвонил телефон. Я поспешил достать его, думая, что у Элис, наверное, нашлись новые указания для меня, но это был Чарли.

Как правило, отец Беллы мне не звонил. Так что «привет, Чарли» я произнес с беспокойством.

– Чарли? – тоже встревожилась Белла.

Чарли прокашлялся, и я даже по телефону понял, как ему неловко.

– Эм… слушай, Эдвард, извини, что беспокою тебя в такой… мм… вечер, но я даже не знаю, как… Понимаешь, сюда только что заявился Тайлер Кроули при параде, и он, похоже, считает, что это он ведет Беллу на выпускной.

– Не может быть! – Я расхохотался.

Застать меня врасплох редко удавалось кому-нибудь кроме Беллы.

В школе я не замечал за Тайлером мыслей об этой выходке, но я так старался ловить каждую секунду, отпущенную нам с Беллой, что наверняка пропустил немало несущественного.

– Что там? – шепотом спросила Белла.

– Без понятия, как теперь быть, – продолжал явно смущенный Чарли.

– Вы не передадите ему трубку? – попросил я.

С нескрываемым облегчением Чарли отозвался:

– Что ж, можно, – и произнес, отстранившись от телефона: – Вот, Тайлер, это тебя.

Белла не сводила с меня глаз, озабоченная разговором между ее отцом и мной. Она даже не заметила, как нас обогнал резко вильнувший ярко-красный автомобиль. Я проигнорировал довольные мысли Розали, обогнавшей меня, как игнорировал ее теперь постоянно, и сосредоточил все внимание на разговоре по телефону.

Ломающийся мальчишеский голос произнес:

– Да?

– Привет, Тайлер, это Эдвард Каллен, – мой тон был безупречно вежливым, хотя понадобились некоторые усилия, чтобы он оставался таковым. Еще минуту назад я пребывал в шутливом настроении, а теперь его вытеснило инстинктивное стремление защищать свою территорию. Реакция довольно-таки инфантильная, но отрицать ее я не мог.

Белла судорожно ахнула. Я скосил на нее глаза и снова перевел взгляд на дорогу. Если раньше она и впрямь не понимала, что происходит, то теперь ее осенило.

– К сожалению, произошло недоразумение. Белла сегодня вечером занята, – сообщил я Тайлеру.

– Аа, – отозвался он.

Ревность и стремление оберегать не утихали, под их влиянием я продолжал более резко, чем следовало бы:

– Честно говоря, теперь она занята каждый вечер для всех, кроме меня. Так что без обид. Сочувствую, что вечер не удался.

И хотя я понимал, что от этих слов стоило воздержаться, я не мог не улыбнуться при мысли о том, как воспринял их Тайлер. И о том, какие чувства он испытает, когда мы с ним увидимся в школе в понедельник. Я закончил разговор и повернулся к Белле, чтобы оценить ее реакцию.

Лицо Беллы было ярко-багровым, выражение на нем – свирепым.

– Перестарался? – встревоженно спросил я. – Я не хотел тебя обидеть.

Мои действия выглядели доминированием в чистом виде, и хотя я ничуть не сомневался, что Тайлер Беллу не интересует, все же не мне было принимать решение за нее.

То, что я сказал, было неправильно и в других отношениях, но не в том смысле, который, как мне казалось, обидит ее.

После того разговора в больнице она больше не требовала от меня никаких обещаний, но затаенные сомнения явно не покидали ее. Мне приходилось искать баланс между ее потребностью в уверениях и моей неспособностью обмануть ее.

В наших отношениях я жил сегодняшним днем, нынешним часом. В будущее я не заглядывал. Хватало и того, что я чувствовал его приближение. И теперь, давая ей обещание «навсегда», я имел в виду «в обозримом времени». Дальше я не смотрел.

– Ты везешь меня на выпускной бал ! – выкрикнула она.

Значит, она и правда не знала. А я не знал, что теперь делать. Чем еще было заняться в бальных нарядах вечером в Форксе?

На глаза Беллы навернулись слезы, рука сжалась на дверной ручке, словно она была готова выброситься из машины на ходу, лишь бы избежать ужасов школьного бала.

Я незаметно заблокировал двери.

Что сказать, я не знал; мне даже в голову не приходило, что она может не понять, что происходит. И я сказал, пожалуй, самое глупое, что только мог в нынешних обстоятельствах:

– Белла, не обижайся.

Она смотрела в окно так, словно все еще подумывала выпрыгнуть из машины.

– Зачем ты так со мной? – жалобно спросила она.

Я указал на свой смокинг:

– Сама посуди, Белла: куда еще мы могли собираться в таком виде?

Она утирала слезы, которые градом катились по ее щекам, на ее лице отражался ужас. Как будто я только что сообщил, что убил всех ее друзей и она следующая.

– Вот еще глупости, – высказался я. – Почему ты плачешь?

– Потому что злюсь ! – выкрикнула она.

Я задумался, не повернуть ли обратно. Бал не имел особого смысла, а мне не хотелось расстраивать ее. Но я вспомнил о разговоре в далеком будущем и решил настоять на своем.

– Белла… – мягко произнес я.

Она встретилась со мной взглядом, и, похоже, ее ярость слегка утихла. По крайней мере, я все еще был в состоянии ослеплять ее.

– Ну что? – спросила она, окончательно отвлекаясь.

– Порадуй меня, объясни, – взмолился я.

Она смотрела на меня секунду дольше, чем в первый раз, с выражением, в котором обожания было больше, чем раздражения, а потом, сдаваясь, покачала головой.

– Ладно, я постараюсь ходить медленно, – пообещала она, покоряясь судьбе. – Но ты все увидишь сам. На этот раз новые напасти запоздали – значит, самое время сломать вторую ногу. Ты только посмотри на эту туфлю – это же дохлый номер!

Она ткнула мыском туфли в мою сторону.

Контраст широких атласных лент, по-балетному перекрещенных на ее узкой щиколотке, и ее кожи оттенка слоновой кости был прекрасен тем, что выходил за рамки моды. Здесь, в краю вечных зимних гардеробов, удивительно было смотреть на те части ее тела, которых я никогда не видел раньше. В игру вступили те самые десять процентов моего эгоизма.

– Хмм… – выдохнул я. – Напомни, чтобы я прямо сейчас поблагодарил за это Элис.

– Элис будет на выпускном?

Судя по ее тону, это известие утешило ее больше, чем мое присутствие.

Я понял, что должен сообщить ей всю правду.

– Вместе с Джаспером, и с Эмметтом… и с Розали.

Между ее бровями возникла тревожная галочка.

Эмметт пытался, все они пытались – все, кроме меня: я не разговаривал с Розали с того вечера, когда она отказалась помочь спасти Белле жизнь. И теперь она доказывала делом свое сверхъестественное упрямство. Но не проявляла открытой враждебности по отношению к Белле в тех редких случаях, когда они оказывались в одной комнате, – если не приравнивать к враждебности стремление агрессивно игнорировать чье-либо существование.

Белла снова покачала головой, очевидно, решив не думать о Розали.